Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
Александр Проханов
Россия: страна негасимого света
Где Проханов — там свобода!
С Александром Андреевичем Прохановым связана вся моя жизнь. И, когда я был совсем юн, я уже приходил в его редакцию на Комсомольском проспекте. В тринадцать лет я принёс туда свое первое, сразу же опубликованное в прохановской газете, стихотворение с подзаголовком «Любовавшимся на расстрел Дома Советов в октябре 93-го года».
Я вспоминаю свои первые впечатления от книг Проханова. У меня на даче была старая «Роман-газета», с красной обложкой и черно-белой фотографией, — это роман «Дерево в центре Кабула». Взрослея, будучи подростком, я ходил с этой роман-газетовской тетрадью, словно с хоругвью, и сам образ Проханова стал для меня вдохновляющим. Он растворился в крови, в дыхании. Если говорить о ключевых людях, которые формировали меня стилистически и мировоззренчески, то, безусловно, здесь имя Проханова должно полнозвучно раздаться, потому что Проханов — это человек сформировавший не только меня, но в значительной степени повлиявший на жизнь страны.
Если говорить о личности Александра Андреевича, то здесь можно согласиться с критиком Львом Данилкиным — Проханов неисчерпаем, как электрон. И артистизм Проханова, и красноречие Проханова, потому что он и красноречив, и златоречив, и красно-коричневоречив, и гротеск, художественный гротеск Проханова, метафоры Проханова, переполненность красками его литературы, его полемическая страстность, его бескомпромиссность и одновременно настроенность на интеграцию самых разнообразных сил — всё это неотделимо от его личности.
Проханов — это религиозная причастность к судьбе России. Вера в Россию, вера страстная, вера, позволяющая примерять самые разнообразные периоды исторической судьбы страны. Проханов — это ходячий парадокс, потому что это человек, который идёт путем синтеза, и эти взрывоопасные коктейли, которые он сладострастно потягивает через трубочку, и составляют жизнь страны. Это живительные, молодильные коктейли.
С одной стороны, Проханов выступает за государственную твердость, за умиротворение, за благостность, но, очевидно, что он черпает энергию в бунте, порой, в инфернально-гротескных сюжетах и образах. Совершенно очевидно, что он воспринимает жизнь как экстравагантное приключение. Он всегда ждет чуда, и в этом — детскость Проханова, но в этом и глубина его понимания. Отсюда и терминология Русского чуда, которую он часто предлагает, потому что без этого от сакрального начала, без сильного чутья иррационального, без понимания того, что не всё укладывается в схемы и таблицы невозможно постичь историю нашей страны. Зачастую, когда кажется, что страна должна обвалиться в бездну, она вдруг воскресает, мы видим воспрянувшее государство.
Но сводить Проханова исключительно к государственнику, стороннику предельно тихой стабильности, тоже невозможно, потому что Проханов клокочет. Один из Прохановых — это, безусловно, 1991-1993-й годы. Это годы жизни одного из Прохановых. Это годы жизни его газеты «День», где собирались все: и православные, и исламисты, и казаки, и монархисты, националисты и коммунисты, и куда приходили писатели-диссиденты и иммигранты. Это был интереснейший, взрывной коктейль.
Проханов — интегратор. При всей своей решительной и размашистой, безапелляционной конфликтности, при всём стремлении жёстко и воинственно обозначить свои позиции, отделить чёрное от белого, он — интегратор. Интегратор в масштабе российской истории и в масштабе политической действительности, современником которой он оказывается. Он старался соединить противоречивые силы сначала в патриотическую оппозицию, сегодня он старается, так или иначе, найти общий знаменатель для разных государственнических сил — для тех, кому дорога Россия, и отсюда идея примирения «красных» и «белых».
И внутри себя он тоже интегратор, потому что он — модернист, он — авангардист, он был в значительной степени чужд консервативной среде. Он не был писателем-«деревенщиком», он вырос на эстетизме Набокова, но, одновременно, он оказался государственником и трубадуром красной советской империи. И это противоречие оказалось живительно, оно дало развитие и сделало Проханова фигурой собирающей, потому что человек просто скучно-охранительского толка, брюзжащий о том, как всё было некогда и раньше, человек благостнопатриархального склада — не мог бы порождать живые миры. Это и стилистика Проханова, потому что есть стремление к нежной лазури, к умиротворению, и одновременно есть увлекающие его пожары, и одно немыслимо без другого. И точно так же Проханов, с его оптимистическими и мировоззренческими полутонами, с его готовностью увидеть живого человека в каждом, с его бесконечно усложненным, утонченным восприятием мира неотделим от другого Проханова — грубого, атакующего, наступающего, топчущего своих оппонентов.
Проханова можно изучать до бесконечности. Чего стоит сама его биография. Множество интереснейших эпизодов: от школьника, который позирует для обложки книги «Как закалялась сталь», и в 53-м году вышла эта книга, где юный Проханов изображал юного Островского. Судьба его рода, разбросанного не только по России, его предки — крестьяне, молокане, протестантизм, их отношения с Львом Толстым, их участие в Гражданской войне. Вообще, то, что Проханов понимает драму конфликта, который не раз сотрясал нашу страну, драму раскола, понимает логику и правду самых разных социальных страт, — это тоже делает его драгоценной фигурой, потому что Проханов всегда был далек от крохоборства и политического или идеологического сектантства.
Продолжая говорить о его судьбе, конечно, обращаешься к его войнам, его участию в бесчисленном количестве конфликтов. Даже вспоминаешь историю, как его в одной африканской стране перекрасили в чёрный цвет местные бойцы, и он нёсся с ними по раскаленным пространствам. Проханов — человек, на которого дважды нападали, били по голове кастетом. Проханов был под ударами пулемётов у Останкино в 93-м году и Проханов, уже не молодой человек, отправился на Донбасс.
Это стремление оказаться в центре битвы, в центре конфликта, быть, по его выражению, певцом боевых колесниц, тоже очень характерно. В этом есть, безусловно, мужская экспрессия и проявление воли. Проханов, в каком-то смысле, сумел навязать себя, не боясь обструкции. Он — человек предельно демонизированный, человек табуированный во многих средах, человек высмеиваемый, которого гасили, как только угодно, не показывали долгими годами вообще по телевидению, он, тем не менее, прорывался и прорастал.
Я застал то время, когда Проханова вообще нигде не было, кроме его газеты. И я помню, учась на журфаке, написал работу и читал ее на кафедре стилистики русского языка, она была посвящена метафорам в газетных передовицах Проханова, потому что кроме его разнообразных книг: от самых первых, которым предшествовали вступительные тексты Юрия Трифонова, до самых поздних, включая «Господин Гексоген», который как бы дал новую жизнь Проханову — признанному литератору, — так вот, в любом случае, были же еще передовицы, где странным образом, вот в этом кратком формате, талант
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
