Тебя как зовут-то?
— Ха-ха-ха! — за каждым вздохом-взвизгом шла приличная пауза. Дама подняла кверху тонкий с оточенным ногтем палец, и покачал им прямо у носа г-на Углова:
— Имя тебе… больше ничего?! Ко мне хочешь? П-шли.
Вставала она долго. Сергей подхватил, желая помочь, но дама внезапно завизжала:
— Стража!!!
Сергей отпустил. Мадам стукнулась о мостовую худым задом, но вместо ругани пробормотала:
— Так то лучше.
Далее пошло переворачивание на живот, подтягивание коленей к локтям, наконец, сама коленнолоктевая поза с покачиванием корпусом, и отдельным вилянием задом. Под хитоном у дамы была только грязная кожа. Но оно не возбудило и не настроило. Так и стояли полукругом, ждали, пока она водвориться на две конечности.
И ведь поднялась! Есть, оказывается, женщины не только в русских селениях, но и в совсем даже адских. Встала! Покачалась, обдала компанию мужчин презрительным, мутным взглядом; процедила нечто вроде: «Козлы», и — по стеночке, по стеночке зазмеилась в переулок.
Опять лабиринт! В последовательности попаданий в запутанные и сверхзапутанные строения прослеживалась некая закономерность. Пожалуй, только на плато все было линейно. В остальных регионах (частях, пунктах, закутках) Дит тяготел к извилистости и запутанности.
Они опять потеряли направление. Вихляющаяся незнакомка, привела их в свой дом. Тот оказался неподалеку, за углом. Но от порога пошли повороты, темные немые переходы, спуски и зигзаги. Вскоре появилось ощущение, что как минимум вышел уже из-за стены и путешествуешь где-нибудь в районе Китайской горки. Но, когда женщина вывалилась в освещенную, просторную залу, за широким без переборок и ставень окном, курчавилась та же чинара, какую видели перед входом. Илья для верности выглянул на улицу. Так и есть: тротуар, дверь, порожек. Какого она их водила по подвалам, если можно было подняться по одной единственной лестнице в двадцать ступенек?
Захотелось вспылить. Больше того, появилось желание, подскочить к пьяной твари и врезать ей как следует, ухватить за грязные патлы и влепить опухшую морду в столешницу.
Опять подвох! Не может он, Илья Николаев сын Донков так думать, не должен так чувствовать. И что, что женщина неприятна, что загадочно-опасна сама, и дом ее не лучше?
Но врезать, все равно, хотелось!
Илья ушел в дальний угол и сел прямо на пол. Больше не на что было. Руслик последовал за ним, сел рядом, привалился к стене. У парня закатывались глаза. Того и гляди, придется искусственное дыхание делать, или сразу стучать известный мотивчик по полу чужого дома.
Одному Углову — хоть бы что! Обошел комнату, в окошко глянул, хмыкнул, гад твердокаменный, и только после тщательного обследования, развалился на деревянном диванчике. Тот походил на садовую скамейку, втетеренную посреди нарядной средневековой площади. Дизайн — лавка, сколоченная пьяным плотником. Зато дамочка плюхнулась в совершенно офигительное кресло с высокой резной спинкой. Патлатая принадлежность для еды и питья уже не свешивалась на грудь, дамочка подобралась и выпрямилась. Ни страха, ни закономерного удивления. Наоборот, Илья уловил в ее взгляде прямо-таки торжество. Хуже — торжествующее презрение. Иди, пойми, от чего мадам так завелась? Радуется, что трех производителей заполучила, или, наоборот, что столько мяса собралось в одном месте? Глядишь, завтра в лавке за углом колбасы прибавится. Хозяин новые ценники развесит: «Копченая подруга» — товар известный в рекламе не нуждающийся. А вот у нас — жирная полукопченая, по вкусу напоминает конину; а вот — сухая тверда. Есть нежная вареная. Вкус — ангельский.
Накручивая жутковатые гастрономические фантазии, Илья вспомнил, как незадолго до проявления, зашел в случайный магазин и на, заваленной красивыми упаковками витрине, прочел: «Грудинка копченая. Галина». Ей Богу! Так и было написано. С тем и ушел. Покупать в таком магазине уже ничего не хотелось.
На всякий случай, скорее по привычке, нежели ожидая реальной подляны, Донкович мысленно измерил расстояние до окна. Если что — высигнет, лететь невысоко. Вот только Руслик… как прислонился к стене, глаза закрыл, так больше и не шевелился. Илья тихо потыкал в него пальцем. Тот слабо застонал. Ладно. Живой.
Молчаливое разглядывание на середине зала несколько затянулось. Утвердившись в своем углу, Илья посмотрел в ту сторону, и насторожился. Пьяная шмара преобразилась. Перед ними восседала, по крайней мере, матрона, мало ни королева. Это ничего, что ее надысь попользовали всем гарнизоном местные гладиаторы, — у них были школы, а не гарнизоны, но — не важно, — потом вываляли в грязи, надавали пинков и бросили на улице. Она достаточно быстро пришла и смотрела на них, как на рабов. А когда заговорила, перспектива, сигать в окошко, стала вполне реальной.
— Что пялишься, урод? — Сергей молчал, только весь подобрался. Для него перемена, произошедшая в тетке, тоже не осталась незамеченой. — Думаешь, не знаю, кто ты? Думаешь, вы тут всех провели? Явились, просочились через запоры, шляетесь по городу. Вам это так не пройдет!
— Успокойся. Мы люди мирные, никого не трогаем, а гуляем исключительно для моциона. Нам бы — к морю, воздухом подышать. Видишь, мальчик у нас приболел? Ему морские ванны желательны.
— По вашему выродку котел плачет. Меня не проведешь! Я его еще на улице узнала. Только зачем нормальным людям якшаться с нелюдями? А? Отвечай, или пойдешь в котел вместе с ним.
— Не твое дело! 3аткнись, прошмандовка! — Сергей вспылил. Женщина, может, и поверила в искренность его порыва, а вот Илья — нет. Не стал бы многомудрый, ушлый, бывший… просто так пылить. Задумал что-то. И ему, то есть Илье, надобно быти начеку. Если что — прийти на помощь. Только, похоже, с гневной блядью Сергей и сам справится.
А та, между прочим, ни капли не обиделась. Наоборот, вся расплылась и даже на спинку кресла откинулась расслабленно — беседу продолжать:
— А ты ничего — крепкий и злой. Я люблю сильных. Так и быть, котел подождет. Останешься при мне. Но эту привилегию надо заработать. Сейчас ты и твой товарищ подержите выродка, а я сделаю из него мужчину. Говорят, для них такое — хуже котла. За то, ты останешься жив, и даже Гаслан ничего тебе не сделает.
— Больше ниче не нада?!
— Будешь вторым, а там — посмотрим. Я сегодня устала.
— Так иди спать. Отдыхай.
— Ты не понял! Мои приказы не обсуждаются. Их выполняют. Иначе…
Звук родился сам собой. Зазвенело наподобие комариного писка. Потом звучание стало нарастать, пока не перешло в надсадный вой и, наконец, нестерпимый визг, на пределе восприятия.
Женщина побелела, закрыла глаза. Сергея сложило пополам, и вывернуло желчным комком. Илья даже бороться
