При виде изуродованного всадника Антонио невольно перекрестился.
Гарди приглядывался к турецкому войску внизу.
— Ничего, все ужасы еще впереди. Обрати внимание на диспозиции их командиров.
— Они выстроили свои войска широким фронтом.
— И тем самым дали нам возможность обнаружить их самое уязвимое место, воспользоваться упавшим боевым духом их войск.
— Мустафа-паша — человек хладнокровный.
— Его войска только и мечтают поскорее удрать в Константинополь. А наша задача — чтобы они попали в чистилище.
— Почему он ведет себя так, Кристиан? Почему проявляет подобное легкомыслие? Почему вдруг решил поставить все на карту?
— Потому что он из тех командующих, которые знают только одно — наступать! Потому что он из тех военных, кто прислушивается к одному лишь Всевышнему.
— Это сильный мотив, Кристиан.
— Либо гибельное заблуждение.
— Кто со мной? Кто готов выступить против язычников и наголову разбить их?
Винченти Вителли, размахивая мечом, стоял среди вздыбившихся коней. Итальянец, не отягощая себя верностью правилам, отнюдь не желал стать обделенным славой, поживой и возможностью перерезать глотки собравшимся сейчас на равнине врагам.
Он крикнул своим:
— Чтобы покарать неприятеля, мы должны сойтись с ним в бою, ибо промедление есть грех! Вы что же, и дальше собираетесь чесать языками, когда самое время ввязаться в драку?! Сидеть в сторонке, тогда как ваши братья, не зная отдыха, сражались все эти сто с дюжиной дней? Настала наша пора!
Винченти пришпорил коня и бросился вперед. За ним его конники, рыцари. Одурманенные предстоящей схваткой с врагом, они не видели перед собой ничего. Перемахнув через край взгорья, всадники задали темп остальным.
— Еще не протрубили сигнал к атаке, Кристиан!
— Мы не имеем права ждать сигнала, Антонио. Да и Гелиоса мне не удержать.
И Гарди вместе с дворянином-мальтийцем тоже рванулись вперед. За ними в нарушение всех приказов свыше последовали и оставшиеся кавалеристы из Мдины. Снялись с места и командиры де Ла Корны — бросив посты, они последовали зову славы и крови. Постепенно гул переходил в громоподобный рев. Затрубили фанфары — то ли сигнал к возвращению, то ли к атаке, кто разберет? Широким фронтом войско христиан грозно накатывалось на турок.
В унисон с сердцем в голове Кристиана ритмично стучал топот конских копыт. Ритм этот сводил с ума, гипнотизировал, оглушал. Гарди видел безликую массу развертывающего силы неприятеля, видел устремившихся вперед, в атаку, людей, лошадей. Кое-где пехотинцы, втиснувшись между парой лошадей кавалеристов и удерживаясь за сбрую, неслись вперед, в бой. Казалось, всех охватило радостное безумие, желание вклиниться в стоящую на пути массу врага.
— Направо, Антонио! Разгромим язычников! Вперед!
И оба врубились в массу турок, пронзив ее чуть ли не насквозь. Казалось, громыхнул сам перенасыщенный ненавистью воздух. Натренированный Гелиос задними ногами молотил айяларов, передними топтал сброшенных наземь конников. Наверху Гарди вел свой бой — он пользовался малейшим замешательством неприятеля, раздавая удары налево и направо. Перед ним вырос янычар с угрожающе поднятым топориком. Топорик его оказался маловат — Гарди, размахнувшись, одним ударом выбил его из рук турка. Справа другой турок, явно из новобранцев, неловко направил на Кристиана копье, но его тут же сбили с ног. Один из кавалеристов, получив стрелу в грудь, с воплем свалился прямо в гущу копошившихся в пыли язычников.
— Ко мне, братья! Ударим по врагу!
В воздухе развевались черные плюмажи турецких всадников. Враг обрушил на рыцарей град стрел, но не тут-то было! Гарди вместе со своим отрядом атаковали их, копьями, мечами и боевыми молотами стали сбрасывать наземь.
Сражение распалось на множество очагов схваток. Наемники-немцы, размахивая над головами огромными двуручными мечами, прорубали кровавые просеки в рядах неприятеля. Вот один ударом семифутового меча враз снес пять турецких голов. Другой располосовал по очереди сверху донизу двух турецких офицеров. Потом подоспели испанцы со своими пиками и звенящими гибкими рапирами, за ними итальянцы, быстро подавившие сопротивление язычников секачами и косами. Опьяненные жаждой крови простолюдины действовали по своим правилам.
Внезапно прогремел выстрел из мушкета. Боевые порядки дрогнули, словно от удара.
— Кристиан, у них башня! И меткие лучники! — выкрикнул Антонио.
— Мы с ними справимся! Не отходи от меня и вызови на подмогу пехоту!
Друг не ответил. В считанные секунды его окружила толпа янычар. Антонио размахивал саблей, отражая атаки со всех сторон. Доспехи пока защищали его от коварных ударов, но Кристиан понимал: еще минута — и они одолеют Антонио, повалят его наземь. В криках янычар зазвучали восторг и упоение схваткой. Однако они не учли Гелиоса, они не были готовы к появлению пирата-англичанина в бригантиновой куртке, размахивавшего мечом.
Вместе с Антонио Гарди сумел пробить проход. Раскроенные напополам головы, дикие предсмертные вопли, отсеченные от ног туловища, дергающиеся в конвульсиях конечности. Где-то вдалеке затрепетал штандарт Асканио де Ла Корны. Сражавшийся чуть в стороне Винченти Вителли приветственно взмахнул рукой. Обезумевшая лошадь тащила за собой в гору обезглавленного всадника; выпущенные кишки, багровея, словно боевое знамя, волоклись следом.
Башня была взята, турецкие лучники выброшены оттуда. Самого Гарди пару раз едва не прикончили, однако его меч и его Гелиос даровали Кристиану защиту, наделили могуществом, заставлявшим османов дрогнуть.
Чутье не обмануло его — враг пал быстро. Когда во фланг туркам нанесли удар конные рыцари, они не выдержали. Куда ни глянь, на них устрашающе ощерились пики, отовсюду со свистом летели пули мушкетов и стрелы лучников. Они и раньше были бы рады отплыть восвояси, не ввязываться в очередное побоище, а уж сейчас и подавно. Всего в паре миль лежало их спасение, избавление от кошмара — стоял на якоре флот Пиали. Проскочить между холмов, выбраться в широкую долину за ними, и они спасены. Крики ужаса сливались в хор. Еще немного, и турок сомнут, раздавят, не позволят сесть на корабли. Исход кампании предрешен.
— Чудовище ранено, Кристиан!
— Оно готовится спастись бегством. Солдаты бросают оружие, они уже не соображают, что делают.
— Будем преследовать их до самого конца.
— Когда-то я считал тебя спокойным, мирным парнем, Антонио.
— Я и правда не из злобливых, вот только это место ни к миру, ни к спокойствию не располагает.
Англичанин отер клинок о чепрак.
— Гелиос слишком устал для преследований.
— Почему ты не хочешь пропустить меня?
— Мы выполняем приказ военного совета, фра Роберто.
