И все же не обходилось без барьеров, хотя и не совсем обычных. Кайку сама удивлялась тому, что рассказала Тсате о своей семье. Однако он не проронил ни слова о своей. Она прекрасно знала — это потому, что она сама не спросила. Если бы она задала прямой вопрос, он бы ответил, как и любой выходец из Охамбы. Но это-то ее и останавливало. Кайку знала, что если спросит, то, возможно, этим заставит его говорить о вещах неприятных или тяжелых. И он сделает это для нее, такова его природа. Кайку еще не до конца постигла образ мыслей охотника и боялась случайно ранить его чувства, как время от времени делал он.
Что заставило ее рискнуть? Нереальная атмосфера лунной бури? Или любопытство? Или ее уязвляло, что он что-то от нее скрывает, когда она открыла ему самое сокровенное? Кайку наконец решилась.
— Тсата, почему ты здесь? — спросила она. И потом, сделав первый шаг, продолжила уже смелее: — Почему ты приплыл в Сарамир? О боги, Тсата, я все время рядом с тобой, уже несколько недель, а все еще ничего о тебе не знаю. Твой народ привык делиться всем. Почему же ты скрываешь от меня это?
Когда она перевела дыхание, Тсата уже хохотал.
— Вы удивительные люди! Я же мучил тебя все это время! А ты сдерживала свое любопытство. — Он улыбнулся. — Мне было интересно, сколько ты продержишься.
Кайку вспыхнула.
— Прости, — сказал Тсата. — Для тебя так важны все эти условности, что ты не решалась спросить меня о том, о чем я не заговаривал первым. Ты же столько обо мне знаешь, неужели еще не поняла, насколько ткиурати открыты?
— Именно поэтому я ни о чем и не спрашивала! — Кайку чувствовала смущение и облегчение одновременно.
Тсата снова засмеялся.
— А вот об этом я не подумал. Кажется, кое-какой смысл в твоем молчании был. — Он лукаво на нее посмотрел. — Видно, я не так хорошо изучил ваши традиции.
Багряная зазубренная молния расколола небо, и оно взревело. Кайку невольно съежилась.
— Саран такой же, — заметил Тсата. — Никогда не спрашивал о моих целях. Считал, что это мое дело, а не его.
— Ее, — с горечью поправила Кайку. Она уже рассказала Тсате про Азару, утаив только, что едва не легла с ней в постель. Тсату это известие поразило гораздо меньше, чем можно было ожидать, равно как и то, что эта искаженная могла менять внешность и пол. Он рассказал Кайку об охамбских лягушках, которые меняют пол, и о насекомых, регенерирующих себя в коконах.
Азара — единственная в своем роде среди людей, но не во всем мире.
Тсата задумался.
— Ответ на твой вопрос очень прост, — сказал он наконец. — Саран рассказал — или рассказала — о своей миссии, об опасности, которую ткущие Узор представляют для Сарамира. Он рассказал о том, что случится, если они завоюют ваш континент. Они вторгнутся в другие земли.
Кайку кивнула — она так и думала.
— Я пошел за ним в сердце Охамбы, чтобы проверить, насколько основательны его предположения. Я вернулся оттуда убежденным в его правоте. — Тсата рассеянно почесал голое плечо, покрытое зеленым узором татуировки. — Я несу ответственность перед большим пашем, перед своим народом. И я решил отправиться в Сарамир, своими глазами увидеть опасность, выяснить, что вы предпринимаете — и, если удастся, — вернуться с новостями домой. Я должен поведать обо всем своему народу, как это сделал Саран. Вот почему я здесь и вот почему мне придется покинуть Сарамир.
Кайку внезапно погрустнела. Она ожидала чего-то подобного, но собственная реакция удивила ее. Их отшельническая жизнь не бесконечна. И закончится она очень скоро. Возвращение к привычному миру с его сложностями неизбежно.
— Я чего-то такого и ждала. — Голос Кайку звучал не громче дождя над Разломом. — Кажется, я тоже предугадываю твои поступки.
Тсата странно на нее посмотрел.
— Может быть, — задумчиво проговорил он и перевел взгляд на бледный пейзаж, стонущий под плетьми дождя. Некоторое время они молчали, вслушиваясь в завывания ветра. Внезапно Кайку напряглась, подползла к выходу из пещерки и выглянула наружу.
— Ты что-то слышала? — В мгновение ока Тсата оказался рядом с ней.
— Барьера больше нет.
Тсата не сразу ее понял.
— Барьера больше нет! — отрывисто повторила Кайку. — Они его сняли. Я чувствую, что он исчез.
— Нужно вернуться к пойме.
Кайку мрачно кивнула. Барьер исчез. Ткущие Узор больше не прячутся. Страшно представить, что это может означать.
Кайлин ту Моритат не сумела сдержать изумление.
— Кайку, — в ужасе выдохнула она.
В зале на верхнем этаже Красного ордена рядом с ней находились еще две сестры. Черные стены были украшены темно-красными символами и вымпелами. Сестры сидели в центре зала на циновках вокруг стола и негромко разговаривали. Ураган завывал снаружи и бился в ставни, как голодный и разъяренный зверь. Свет фонарей и струйка ароматного дыма, поднимавшегося от жаровни, из-за беснующейся за окнами бури казались зловещими. Одинаково раскрашенные узкие лица будто несли отпечаток общей тайны или заговора.
Сестры взглянули на Кайлин. Им не нужно было видеть ее алые зрачки, чтобы понять — что-то случилось. Они почувствовали, как нечто промчалось мимо них — волна в Узоре, шепот одной из своих.
Кайлин порывисто встала.
— Соберите сестер, — произнесла она. — Все, находящиеся в Провале, пусть явятся сюда через час.
Она покинула зал раньше, чем сестры успели выразить повиновение, спустилась по лестнице и вышла на залитую грязью улицу. Почти полночь. Заэлис еще не спит. В любом случае, она не побоялась бы его разбудить. Дело слишком важное.
Она шла опустевшими улочками Провала — тонкая и высокая тень, плавно движущаяся сквозь дождь. Казалось, она скользит между каплями, потому что сильнейший ливень лишь слегка намочил ее одежду. Злость и страх боролись в ней, и в голове роились мысли, одна мрачнее другой.
Кайку. О боги, как она могла поступить так опрометчиво? Кайлин не знала, восхищаться ею или проклинать ее. С того момента, как вернувшиеся Джугай и Номору принесли новости об армии искаженных, собирающейся на берегах Зана, и о решении Кайку остаться там, Кайлин пребывала в постоянном напряжении. Если ткачи поймают Кайку, они выпотрошат ее сознание и узнают все о Красном ордене. А теперь Кайку воспользовалась Узором, чтобы передать сообщение, перебросила нить через сотню миль. Стоит одному-единственному ткачу уловить сигнал и найти источник или зацепиться за нить и проследить ее путь — и все старания, годы секретности будут перечеркнуты. Достаточно и того, что ткущие знают о существовании искаженной, способной переиграть их на их поле — об этом предупредил своих собратьев бывший главный ткач Виррч. Но одна женщина — это случайность, ошибка природы, как, например, Азара. Если их двое и они общаются, это может навести на мысль о каком-то сотрудничестве. Объединении. Организации. Если ткачи получат хотя бы один намек на существование Красного ордена, они бросят все силы на то, чтобы его уничтожить.
