Шести участникам Круга, державшим «синие флаги», преднамеренно дали возможность уйти. Они представляли таксистов, ссора с которыми была нежелательна. Пощадили ещё и для того, чтобы шум вокруг мафии не уподобился, как сказал Бруно, атомному взрыву из-за слишком большого числа убитых.
Полицейские темно-синие рубашки и брюки с черными лампасами выглядели непривычно на бойцах фирмы «Деловые советы и защита», носивших обычно коричневую униформу с белыми аксельбантами. Джеффри не отпускало странное ощущение, будто все они угодили в полицейский участок.
Барбара объясняла с экрана, что выступать на не привычную для себя тему о рэкете и мафии её побудила необходимость. Междоусобная война гангстеров, в которой нападающая сторона, как стало известно от следствия, использовала полицейскую форму, вынуждает её поделиться некоторыми соображениями о будущем бизнеса в этом городе-государстве. Газеты сообщили детали. Она не собирается их повторять. Хотела бы только заметить, что простые таксисты показали пример решительного отпора вымогателям, заявив три дня назад, что, если им не поможет администрация, они сами защитят себя от рэкета. Не исключено, что сопротивление таксистов как раз и вызвало междоусобную грызню внутри «Бамбукового сада» и прочих группировок подобного рода.
Барбара сказала, что всякий раз, когда речь идет о необходимости искоренить преступность, имеется в виду прежде всего необходимость взять под защиту главный, основополагающий принцип жизни всякой цивилизации. Этот принцип — незыблемость правового государства и правового общества. Сингапурское общество, слава Богу, способно ещё самоочищаться от преступных союзов именно потому, что оно — свободное общество в лучшем смысле этого слова, то есть обеспечивает свободу конкуренции. Пусть лучшие поднимаются, а худшие знают, что могут подняться тоже, но никому не дано делать это путем внеэкономического насилия…
Барбара заявила, что мафии в городе больше нет. Сингапур чист и останется таким навсегда. Финансовый бизнес, торговля и предпринимательство не терпели подпольной экономики ранее и не потерпят её в будущем…
Пустили армейскую рекламу. Пилот ввинтил свой перехватчик в бирюзово-желтую высь, и диктор заявил: «Рожденные побеждать ждут новых товарищей! Вербуйтесь в военно-воздушные силы!»
— Что скажет рожденный побеждать Рутер? — спросил Бруно.
— Мы договаривались с ней о другом, сэр… Складывается впечатление, будто она собирается баллотироваться в парламент…
Кнопка памяти, которую вдавил Бруно Лябасти на своем телефоне, чтобы вызвать номер Барбары, была под цифрой один. Джеффри, сидевший рядом, не находил объяснения такой значимости журналистки в жизни хозяина.
— Здравствуй, Барбара. Это Бруно… Твой кабинетик в редакции, где тебя снимали, выглядит мило…
Все вокруг молчали, хотя другие на их месте, подумал Джеффри, о чем-нибудь да разговаривали бы, хотя бы вполголоса. Минувшей ночью они перестали быть компаньонами и превратились в подчиненных одного человека, властного над их имуществом и будущим. Каждый обдумывал свое новое положение, и между ними зарождалось то, что неминуемо взращивается в кругу прихлебателей — взаимная подозрительность и отчуждение.
А Клео в это время думал, что Бруно — счастливчик. Как всякий, умеющий заводить не одного, а двух и больше врагов.
— Быстрый отклик, — сказала Барбара Бруно. — Я ещё не успела остыть от жутких софитов…
— Ты говорила блестяще!
— Ты читал когда-нибудь книги барона Стендаля, Бруно?
— Это имя мне неизвестно…
— Барон родился французом или итальянцем, что-то в этом роде, но взял себе немецкое имя… Так вот, он вложил в уста своего героя…
Барбара запнулась, вспоминая название книги.
— Это ведь неважно, в конце концов… Что он там изрек великого?
— Какая-то любовница из богатеньких устроила герою сцену, грозившую перейти в публичный скандал. И он ей сказал такие слова: «У меня, мадам, нет ничего, кроме репутации»… У Сингапура, Бруно, тоже нет ничего, кроме репутации. Ни природных ресурсов, ни своих денег. Все это привозят сюда, как на ярмарку. У нас хорошо жить и торговать. У нас порядок… Так вот, в этом городе мафии и прочих преступлений давно не было. Их нет и не может быть… А если и заводится что-нибудь такое, оно будет пресечено. Непременно… Возможно, ты ещё не знаешь, что на рассвете арестовано около ста проходимцев, занимавшихся вымогательством «масляных денег» у таксистов и в барах?
«О, Господи», — подумал Бруно. Он посмотрел на безмятежно задремавшего Рутера. Чистая случайность, что участники маскарадного налета в «Пенинсуле» не нарвались на настоящих полицейских, устроивших, как оказывается, собственную «ночь длинных ножей»… «Сколько раз я говорил себе, что в управлении по подавлению преступности необходим информатор, сколько раз! Вот она хваленая неподкупность сингапурской полиции!»
— Нет, не знаю, — сказал Бруно.
— Это опасно… для тебя. Не знать об этом, — произнесла Барбара.
— Почему ты так думаешь?
Барбара помолчала.
— Ты выжидаешь? — спросил Бруно.
— Ты помнишь, конечно, что через несколько дней будет слушаться дело о банкротстве некоего Ли Тео Ленга по инициативе, выдвинутой со стороны «Ассошиэйтед мерчант бэнк»? Аудиторский совет намерен прислать в суд свидетеля. Им назначен младший Ли, этот бульдог-сутяга, достойный отпрыск своего папы, старшего Ли, из конторы «Ли и Ли». Он будет дотошно выявлять добросовестность иска «Ассошиэйтед мерчант бэнк», поскольку сто восемнадцать миллионов… ты знаешь чьих… ушло через «Ассошиэйтед мерчант бэнк». А их желают повесить на беззащитного Ли Тео Ленга, который сидит в гонконгской тюрьме. Или, если хочешь, Амоса Доуви… Другими словами, твой компаньон и друг Клео Сурапато хочет повесить собственное преступление на снежного человека в Гималаях… Чтобы покончить со слухами о мафии и финансовых преступлениях, пачкающих репутацию этого города, младший Ли пойдет на все… То есть, на все пойдет его отец и другие отцы города… Там как-то оказались замешаны русские, а их крайняя добросовестность — или крайняя недобросовестность — в делах известны. На русских сейчас проверяются репутации. Со знаком плюс или со знаком минус. Среднего в делах с ними не дано. Поэтому Сурапато будут уничтожать дубиной, выструганной из русского дела.
— Ты словно бы продиктовала колонку в газету, — попробовал пошутить Бруно.
— Я, конечно, именно так не напишу, — сказала Барбара серьезно. Однако что-то в этом духе придется делать, чтобы почитали и в их посольстве тоже, или где там ещё у них это читают, если читают.
— Барбара, мне говорили про одного русского возле тебя…
— Правильно говорили, Бруно. Может, мне удастся укрепить его в мысли, что в этой жизни не так уж все отвратительно… До свидания!
Наверное, она рассмеялась у себя в редакции.
— Клео! — сказал грубо Бруно. — Отруби ты конец, который тянется от тебя к Себастьяну! К этому русскому!
