Мерси заткнула уши. Она видела, как машет руками лейтенант, как проводники бросают лопатами уголь, как проверяют датчики железнодорожники, и все они — рты разинуты, жестикуляция такая, точно тут собралась компания глухих, как она в этот миг, — общающаяся на предельной громкости.
Она не могла стоять там и слушать это — и неважно, прижаты ладони к ушам или нет.
Ситуация, кажется, находилась под контролем, и, когда «Дредноут» дернулся снова, под жужжание снежного плуга, вгрызающегося в снег, разрезающего его и сбрасывающего с путей, Мерси всхлипнула от облегчения. Но не заплакала, проглотила застрявший в горле комок и огляделась, не заметил ли кто. Паровоз уже ехал, и она, цепляясь за что попало, добрела до лесенки, спустилась с паровоза в топливный вагон и добралась до сцепки со следующим.
Дрожа и протирая слезящиеся от дыма глаза, морщась от рева прожорливого снежного плуга, она, пошатываясь, шагнула к ступеням и увидела двух ходячих мертвецов. Они разом ринулись к ней, но недостаточно быстро, чтобы уклониться от пуль. Потребовалось три выстрела, чтобы уложить их: одно нажатие курка указательным пальцем правой руки, два — левой. Она даже не помнила, как выхватила пистолеты. Даже не представляла, как это произошло: вот она держится за поручни — а вот уже сжимает револьверы и стреляет в лица людей в светлых мундирах.
«Дредноут» полз жалким, дерганым аллюром, и все же он набирал скорость!
Снег разлетался соразмеренно темпу: пара футов туда, пара футов сюда, точно спасаясь от безжалостных вращающихся лезвий, и по обе стороны рельсов вырастали белые дюны.
Паровоз следовал за пожирающим снег плугом. Мерси стояла на нижней ступеньке лестницы топливного вагона, радуясь виду снова бегущего полотна под ногами. Блеснула на солнце уплывающая назад предохранительная решетка, снятая за ненадобностью и брошенная рядом с путями.
Наконец Мерси пересекла пространство между топливным и пассажирским вагонами, перепрыгнула на узкую платформу, открыла дверь и без сил ввалилась в вагон.
Перед ней стоял Малверин Пардью, с лицом белее собственной рубахи — от потери крови и шока, — стоял, хотя должен был лежать. Кровь, промочив все вокруг раны, просочилась ниже, запятнав и брюки. Мужчина смотрел как бы сквозь Мерси, замечая ее лишь постольку, поскольку она была чем-то, что стояло между ним и его целью.
Он шагнул вперед, в дверной проем, на открытую платформу. Медсестра двинулась за ним, но он отпихнул ее.
Она подумала о револьверах и потянулась к одному из них:
— Мистер Пардью, вернитесь внутрь и…
Тут ученый ударил ее. Он что-то держал в руке, Мерси не разглядела, что именно, но, похоже, одну из глиняных кружек из вагона-ресторана. Так или иначе, штука была тяжелой, и девушку отшвырнуло назад так, что она чуть не перелетела через ненадежное ограждение.
Она удержалась, сложившись пополам и упершись ступнями в нижний бортик. Задыхаясь, выпрямилась и ощупала лицо. Отняв руку от губ, увидела на перчатке кровь. Кажется, раньше ее там не было, хотя она могла и ошибаться.
Нет, она все же не ошиблась. В эту секунду Мерси ощутила разом вкус собственной крови и почувствовала, как теплая солоноватая влага расползается по зубам.
Малверин Пардью, кажется, бредил, выкрикивая громко и бессвязно:
— Вот! Вот это, это все — это же можно использовать, разве не видите? Разве не понимаете?!
Мерси оторвалась от перил и повернулась к нему — чтобы увидеть, что он-то на нее не глядит, он, опершись на второй короткий поручень, смотрит на надвигающиеся со всех сторон трупы.
Стоя спиной к девушке, он продолжил:
— Мы могли бы использовать это. Могли бы закончить войну. И вы проиграли бы; конечно, проиграли бы. Вы проиграли бы, вам это известно, не так ли?
— Мне? — переспросила Мерси, словно обвиняли лично ее.
— Да, конечно же вам. Вам и этому рейнджеру, и тем южанам. — Он фыркнул, указав подбородком на застывший слева, но приближающийся «Шенандоа», на все еще обороняющихся людей на чужом поезде. — Я знаю. Я всегда знал. Это не кентуккский акцент, глупая вы женщина. Я же слышу. Я сам из Огайо.
Теперь все его внимание устремилось на нее — и было это очень неприятно и как-то зловеще.
— И это ваша вина. Вы сплотили их, настроили против меня. Они не сделали бы этого, если бы вы не подстрекали их!
— Я? — Мерси лихорадочно думала: где же сейчас все солдаты, где капитан, где рейнджер — где хоть кто-нибудь? Наверное, все еще стреляют. Она слышала треск — наверху и в пассажирском вагоне. И сказала: — Можете винить меня, если вам угодно. И хорошо. Если я виновата в том, что у вас не получится делать вот это, — она махнула рукой в сторону немертвых, — что ж, отлично, я буду гордиться собой!
— Мы контролировали бы их!
Безумие ли или прилив сил в последнюю предсмертную минуту заставили его закричать так громко, так яростно? Мерси не знала, и не хотела знать, она лишь снова потянулась правой рукой к револьверу, когда мужчина шагнул к ней.
— Это должно когда-то кончиться. Должны быть победитель и побежденный. Такова природа войны!
— Это не природа, — сказала она, поднимая оружие. — Вот это, вон там, эти люди. Это не природа.
Она не кричала. Ей не нужно было кричать. Его лицо приблизилось к ее лицу на расстояние поцелуя.
Прижав дуло револьвера к его животу, медсестра выдохнула:
— Я предупреждаю вас, мистер Пардью. Я предупреждаю вас!
— Предупреждаешь? Предупреждаешь, что собираешься меня застрелить?
Облако пара из его рта устремилось к ней, но ветер унес его прочь, ведь поезд опять ехал. За спиной мужчины разворачивалась жуткая панорама: легион мужчин и горстка женщин бежали так, словно только что научились бегать. Все они были мертвы. Все они были голодны. Все они приближались, преследуя состав, и завывали от отчаяния.
— Я застрелю вас, — пообещала девушка. — Если придется. А может, и просто так.
Он рассмеялся, точно залаял, хрипло и мерзко, клекоча кровью и слизью. И это был последний изданный им звук.
Выстрелы гремели повсюду, и, окруженная этим грохотом, Мерси не могла сказать — сначала не могла, — откуда ударила смертоносная пуля. На миг она решила, что выпалил ее собственный пистолет, и Мерси охнула, когда Малверин Пардью, запрокинувшись, стал оседать на подгибающихся ногах. Но на животе его не было свежей крови; кровь была на голове: из раны бил алый фонтан. Мертвое тело еще описывало пируэт, когда медсестра увидела, что череп ученого пробит, а темя практически отсутствует.
Когда труп ударился о перила, глаза его были уже пусты; тело перевалилось через поручни и упало с поезда прямо в стаю мертвых мужчин и женщин, которые набросились на него, как дикие псы на оленя.
Мерси подняла взгляд. Она все еще сжимала револьвер, направленный туда, где только что стоял ученый. Прищурилась, отсекая сияние белых скал и отражающего солнце льда, и поняла, что смотрит на Теодору Клэй.
