Внизу пять человек разрывались между самообороной и работой, которую нужно сделать, причем работа явно отходила на второй план. Наверху стрелял, стрелял и стрелял инспектор Гальяно; рядом лейтенант Хоббс перезаряжал пистолет.
В правом револьвере Мерси кончились патроны. Она перекинула сумку на живот, торопливо порылась в ней и наполнила барабаны обоих пистолетов дрожащими, одеревеневшими от холода, отдачи и страха пальцами.
— Миссис Линч! — крикнул лейтенант Хоббс.
— Перезаряжаю! — ответила она.
— Скорее! — И он выстрелил снова, и снова, и опять.
Она защелкнула полный барабан левого револьвера и осмелилась-таки метнуть взгляд в сторону «Шенандоа». Сердце сжалось, когда медсестра увидела, что конфедераты отбиваются ломами и прикладами давно опустевших винтовок, пользуясь ими как дубинками, колотя, молотя и отгоняя атакующих, — пока уставшие руки не откажутся сжимать оружие.
— Миссис Линч! — На этот раз ее звал машинист. Мерси не была с ним знакома и не представляла, откуда он узнал ее имя, — разве что просто услышал, как ее окликают другие.
Она ответила новым выстрелом: волна все надвигалась, а люди внизу продолжали работать.
Вот побежала мертвая женщина в пышных юбках, цветастых и узорчатых, с обнаженными, несмотря на мороз, руками и спутанными волосами, похожими на воронье гнездо. Лицо ее искажал свирепый оскал, челюсть выпячена: покойница тянулась к добыче зубами.
Мерси тщательно прицелилась. Она дождалась, когда женщина приблизится настолько, что виден будет блеск ее глаз, а крик выделится из звенящей какофонии дикой битвы.
И выстрелила. Нажала на курок только раз и увидела, как раскалывается макушка мертвой. Ноги еще двигались, но сделали всего пару шагов; потом колени трупа подогнулись, и тело рухнуло в снег, не успев дотянуться ни до проводника, взбирающегося на снежный плуг, ни до железнодорожника, следующего по пятам за товарищем.
Но остальные мертвецы… Остальные продолжали надвигаться.
— Ay, Dios mio! — воскликнул инспектор Гальяно. Он выпустил из ствола три последние пули и сунул руку в патронташ за следующими. — Они идут! Они все идут!
Машинист орал что-то людям у снегоочистителя, но Мерси не разобрала что. Она сосредоточилась на одной точке перед паровозом, стараясь очистить ее от карабкающихся, галдящих тел с клацающими зубами и глазами трупов.
Первый проводник оказался прямо под ней, так что пришлось стрелять поверх его головы. Ну и загремело, небось, у него в ушах.
— Чисто! — гаркнул он что было сил. — Можно стартовать!
Мерси вздрогнула и посмотрела на лейтенанта, увидев, что двое железнодорожников уже взобрались к нему; и тогда она поняла, что люди на пятачке перед поездом завершили работу, и снежный плуг готов, и они могут ехать, если только преодолеют все препятствия. Она сунула накалившиеся револьверы в кобуру, и они зашипели, коснувшись чуть задымившейся дубленой кожи. Бедру сразу стало тепло.
— Сюда, — сказала она проводнику, пытающемуся подтянуться и взобраться на край, и подхватила мужчину под мышки. — Давай сюда. Залезай здесь.
Он упал рядом, оказавшись внутри «Дредноута», а медсестра потянулась к железнодорожнику.
Мужчина в ужасе смотрел на нее. Он отчаянно пинался, отбиваясь от зубов трупа, клацающих возле его ботинок. Он боролся, как мог; рубаха была уже вся исполосована, куртка свисала с одного плеча.
Мерси зацепилась ногами за трубу, перегнулась через край и схватила мужчину за предплечья в тот самый момент, когда он стиснул ее запястья. Тяжело, конечно, но и она не слабенькая. Раза два она поднимала пони и массу пациентов из Робертсоновского госпиталя — когда требовалось. Так что вытащит и этого.
Она потянула его к себе, наверх, и мужчина, неловко перевалившись через бортик, рухнул навзничь, хватая ртом воздух, как только что пойманная рыба на дне лодки.
Подошел машинист, человек, перед которым стояла неотложная задача и у которого — да будет на то воля Божья — имелся план.
— Помогите мне! — крикнул он лейтенанту, все еще стреляющему наугад в облаченных в форму мертвецов. Те уже начали карабкаться наверх, шагая по телам упавших собратьев, как по ступеням лестницы или стремянки, в отчаянном стремлении добраться до живых, укрывшихся внутри железного гиганта.
Лейтенант Хоббс убрал оружие, спрыгнул с бака и присоединился к машинисту, застыв возле двух железных рычагов высотой по пояс рослому человеку.
— На счет «три» — дергайте этот! — показал машинист.
— На счет «три», — повторил лейтенант.
— Раз, два, три… — И рычаги одновременно опустились, не с легкостью, нет — оба мужчины навалились на них всем своим весом.
Раздался щелчок затвора, громкий, как выстрел, и центр тяжести паровоза слегка сместился. Мерси почувствовала, как он чуть наклонился вперед, словно обозначая движение.
— Готово! — сказал железнодорожник, и эхо замкнутого пространства подхватило короткое слово. — Готово! Готово!
Губы машиниста сжались так плотно, что стали похожи на заклепочный шов.
— Поехали, — уронил он. И потянул ремень, приводящий в действие гудок. Кончик его седого уса дрогнул — от решимости, или от гнева, или от отчаяния, или от чего-то еще — Мерси не поняла.
Не прерывая сирены, мужчина другой рукой щелкнул еще каким-то переключателем и нажал на кнопку. Велел проводникам и железнодорожникам взяться за лопаты, проверить уровень дизеля и убедиться, что топливо вырабатывается и поступает как положено.
Людей в паровозе стало, что сельди в бочке: лейтенант с двумя солдатами, пятерка железнодорожников вкупе с проводниками, машинист, инспектор Гальяно, все еще стреляющий со своего «насеста», — так что и не повернешься. Оставалось только стараться никому не мешать, что тоже было проблематично.
Едва Мерси ухватилась за ближайший выступ, «Дредноут» дернулся. Он не поехал; еще нет, еще не совсем, но уже дрогнул, уже изготовился, как человек, собравшийся вышибить дверь, и следующий толчок повлек поезд вперед, и загрохотали, сталкиваясь от внезапности рывка, вагоны, покачиваясь на рельсах.
— Плуг! — рявкнул машинист. — Запускай!
Ближайший проводник потянулся к встроенному в пол рычагу, нажал на него, рукоять опустилась, и новый рокот прибавился к прежнему гулу.
Сначала негромкий и низкий, он раздался где-то вдалеке, точно гром. Так туча прочищает горло или гора пожимает плечами, стряхивая небольшую лавину. Или ветряная мельница содрогается и хлопает крыльями под порывами бури.
— Еще дизеля! — крикнул машинист. — Отвести от среднего котла! Всю энергию на плуг — без него мы не тронемся!
Рокот стал громче и ровнее. Он исходил от кривых лопастей ротора, перерастая в раскатистую песнь, почти (не совсем, но почти!) заглушившую стрельбу Теодоры Клэй и мужчин в пассажирском вагоне; мексиканский инспектор тоже палил, стоя во весь рост и уже не скрывая слез; а орды немертвых наступали.
