Удалившись на полторы версты от Парома, сани углубились в лес. Йотуны трусили по мерзлому насту, ежась, когда хлыст обжигал сочным поцелуем их бугристые спины. Кругом сонно шевелился таежный ельник, лежали в глухой неподвижности сугробы. Купец с застывшим лицом гнал и гнал вперед йотунов, удаляясь от тракта, по которому должны были идти затерявшиеся подводы.
Вот сани выехали на круглую поляну, где царила особенная тишь. Сцепившиеся ломаными лапами черные дерева водили ведьмин хоровод, ступая против солнечного хода. От смерти к другой жизни, от яви к нави, к зыбкому бытию йоро-мангу, оборотней Кагалыма.
Йотуны встали, не желая идти дальше. Да и купец бросил их понукать. Незачем боле.
Вокруг саней зашевелился снег. Не зимние призраки, люди в белых плащах поднимались из сугробов, смыкая кольцо вокруг Рома Чуги. Ни один мускул не дрогнул на лице купца.
— Передайте Атмосу, — сказал он. — Рыцари и наемники Черной Руки оставили город. Паром на том берегу и вернется через десять колоколов. Кто-то пустил весть, что Остроги пали. Управитель собирает ополчение, Окол-Верига дружину. Подкрепление из Толоса обещали не раньше, чем через два дня.
— Возвращайся назад, — ответили ему. — Убеди людей оставаться в домах и не покидать город. Они нужны Льду.
— У них пушки и латники. Паровоина Окол-Вериги залатали после Турнира, и он тоже выйдет в поле. Они могут продержаться до прихода подкрепления.
Ветер принес издалека вой волчьей стаи, вышедшей на первую весеннюю охоту. Человек с изрезанным шрамами лицом и перевязью метательных ножей с костяными рукоятками на груди сказал:
— Нет. Им не выстоять. Судьба Парома решена.
ИВАШ ГОРОБЕЙ, ПЕРВЫЙ УПРАВИТЕЛЬ ПАРОМА
2
Управитель Горобей был невысоким, раскосым и чернявым, сказывалась примесь крови тангу. От тангу же унаследовал он чутье к дурным местам и грядущим неприятностям. Заложив руки за спину, он прохаживался вдоль пушечных лафетов.
— Слыхал? — обратился он к Яну Окол-Вериге. — Управляющему Хлада, благородному Терво, отрубили голову. Немыслимо!
— Слыхал. — Старый Медведь не выглядел напуганным или хотя бы обеспокоенным. — У меня от твоего, Иваш, мельтешения в глазах рябит. А чего ты ждал от каторжников? Волчья порода. Нянчились с ними в Кагалыме, нянчились, вот и донянчились. Ничего, у меня с ними разговор короткий будет. Зачинщиков на дыбу, потом на кол. Тех, кто не раскается, хоругвь Его Величества и печатку мою баронскую лобызать не станет, — на виселицу. Раскаявшимся ноздри рвать и в Остроги пожизненно.
— Ты, я смотрю, уже в душе победу празднуешь.
— А чего ты мне прикажешь, тризну справлять? С нашей силой и шайку оборванцев к ногтю не прижать? Это я не знаю…
— Остроги они взяли, — загибал пальцы Горобей. — Кагалым, Грань, Хлад под себя подмяли. Стрельцы с ними пошли, Следопыты, отпущенники.
— Здесь все и лягут, — Окол-Верига для верности показал где. Выходило, лягут бунтовщики в полуверсте от Парома. — Чего ты каркать взялся, Иваш?
Первый Управитель остановился.
— Надо было в городе отсиживаться, — сказал он. — Чего мы за стены полезли?
— Размяться больно охота, — пояснил Окол-Верига. — Давно уже дружину в поле не выводил. Да и твоим чурбанам полезно.
— Надо было Рыцарей не отпускать. Соврали бы, что в пароме течь.
— Да на кой тебе Рыцари эти, Иваш? Жулье, рвань и голь перекатная. Стали бы они задарма твой город оборонять. Еще бы и перекинулись к бунтовщикам, почем ты знаешь. Положись ты на меня. Старый Медведь не подведет.
«Стволов у нас маловато», — про себя волновался Иваш Горобей. Он хоть и приказал достать из казематов старые, еще чуть ли не при его прадеде отлитые пушки, в придачу к двенадцати новехоньким, саманским, все равно не мог побороть непонятного волнения. Не могли успокоить его ни стрельцы и латники городского ополчения, ни лихая дружина Окол-Вериги, ни громада «Белого Медведя», спорившего высотой с надвратными башнями.
Иваш Горобей с тоской признался себе, что ему хочется без оглядки бежать из Парома.
3
— Идут, — сказал полковой наблюдатель, приникший к оптической трубе.
— Идут! — крикнул капрал артиллерии. — Первая баталия — заряжай! Вторая баталия — заряжай!
Стрельцы, упирая в землю древки бердышей, тоже снаряжали для стрельбы ручницы. Вряд ли до них дойдет дело, но порядок есть порядок. Вон, баронские глефы навострили, а уж рукопашной им точно не видать. Чай, каторжане не горцы, супротив пушек не пойдут. Кому охота картечь жрать?
— Первая баталия — товсь! Вторая баталия — товсь!
Каторжное пестрое воинство было видно теперь и не вооруженным трубой глазом. Среди баронских ветеранов, хаживавших с еще Молодым Медведем до Соленых Гор, раздались смешки. Видно, совсем разжирел народишко в Хладе и Острогах, коль позволил себя забороть такой ватаге.
Впереди редкой цепи бунтовщиков шел, вытянув худую шею, знаменосец с черно-красным стягом. Ему оставалось двадцать шагов до разбитой в щепки сосны справа от дороги. Час назад в нее угодил пристрелочный снаряд. По сосне проходила невидимая граница, за которой бунту в Крайних Землях будет положен конец.
Капрал лизнул палец и поднял его в воздух. Ветер прежний. Поправки не потребны. Знаменосцу оставалось пройти пятнадцать шагов. Десять. Пять. Капрал открыл рот, готовясь дать команду.
К нему, спотыкаясь, подбежал лейтенант, заговорил, тыча пальцем в железную тушу «Белого медведя». Капрал, не скрывая разочарования, рот закрыл. Его лордству угодно развлечь себя и приспешников. Что ж, мешать не будем.
«Белый медведь» Окол-Вериги брел вперед, как неосторожно разбуженный людьми шатун. В его поступи слепая неукротимая мощь оползня, порождения стихии, сочеталась с бездушным машинным ритмом поршней и шестерней. Нельзя было представить силу, которая могла бы тягаться на равных с древним паровоином.
Никто не успел понять, когда за спиной знаменосца бунтовщиков сгустилась снежная мгла. Внезапная буря распахнула крылья-створки, белой волчицей прыгнула в лицо, застлала глаза. Гнулись к земле молодые деревья, старые стонали жалобно, трясли головами. Солнце совсем скрылось, и даже привычные жители Парома содрогнулись от холода. «Белый медведь» замедлил ход.
Из бурана вышла рослая фигура в доспехе нездешнего вида. Был тот доспех составлен из выпуклых пластин, вместо шлема — круглый стальной капюшон. В руках фигуры переливался меч, сделанный из огромного кристалла. С первого взгляда было ясно, что пришелец во много раз выше самого рослого человека, но удивительней всего было то, что с каждым шагом навстречу Медведю он вырастал еще сильнее. Всего дюжина шагов, и он сравнялся с самыми старыми соснами, обступившими тракт. Паровоин Окол-Вериги едва доставал ему теперь до груди.
Пушки «Белого медведя» открыли огонь по чужаку. Снаряды без толку рикошетили от пластин доспехов. Сделав еще шаг, чужак поднял ногу и пинком опрокинул Медведя навзничь. Земля дрогнула. Вопль ужаса пронесся над рядами защитников Парома.
