стенах, на потолке засияли сотни и тысячи символов, линий и знаков. Едва заметно, но вполне достаточно, чтобы я осознал — вокруг меня всё буквально пронизано сотнями формаций и Массивов.
Я опустил взгляд на пластину Ключа в ладони, в котором тоже тлели сотни знаков в десятках слоёв, и потрясённо выдохнул:
— Х-ха!
Тут же раздалось:
— Что там, молодой глава? Привязка завершена, мы можем входить?
Я поднял взгляд и переспросил:
— Привязка? — прищурившись, потребовал. — А вы ничего не хотите мне рассказать?
Рутгош сделал шаг, проходя прямо сквозь струящийся в дверном проёме туман знаков, и переспросил:
— Что именно рассказать?
— Например, о проверках, которые я тут провалил?
Рутгош застыл на месте:
— Проверках?
Через миг и он, и Седой, убравший Флаг в кольцо, уже стояли на расстоянии вытянутой руки от меня:
— Что за проверки?
Я скрипнул зубами и описал.
Эти двое переглянулись, за обоих ответил Седой:
— Буду честным, молодой глава. Мы ни разу не добирались до столь большого города и Ключа. Самым крупным было поселение на сотню больших поместий, раз в двадцать меньше этого города. Там я лично брал Ключ, который затем передал одному из Кунг. Там не было ничего подобного. Да, Ключ взял кровь и у меня, и при передаче сопляку из Кунг. Да, были надписи об отмене искажений Неба и прочем, но там использовалось обезличенное приветствие «господин». Никаких проверок родословной, возраста, Возвышения, всего прочего и никакого наследника в конце.
Рутгош вмешался:
— Ну так-то всё вполне объяснимо. Ты сам сказал, это большой город, в нём наверняка был дух. Дух погиб, но основа города, его Сердце, — с этими словами Рутгош без всякой боязни или почтения похлопал по чёрному кристаллу, — цела. Сердце Города очень долго ждало хозяев, неудивительно, что оно проверило родословную того, кто, наконец-то, добрался до Ключа. Если бы в нашем главе нашлась частица крови клана, что властвовал здесь, то, может, он бы получил пару возможностей из былого могущества сверху к обычному набору.
— Например? — не удержался я.
— Например, управление зонами искажения вокруг города. Или доступ к их наследию, что бы оно ни означало.
Седой буркнул:
— Мы и так получили столько, что… — покачав головой, он сказал. — Ждём рассвета и пытаемся связаться с остальными. Пройдусь пока по комнатам, поищу, где можно разместиться.
Я подкинул на ладони пластину Ключа, которая отлипла от неё и вела себя сейчас как обычный чёрный кусок камня. Если не считать плывущих внутри символов языка Древних.
— А с этим что?
Седой пожал плечами.
— Обычно молодые фракции прячут в каком-нибудь тайнике, чтобы не попал в чужие руки, передают из поколения в поколение как символ власти над городом. Ты можешь просто убрать его в своё кольцо, молодой глава.
Я кивнул и двинул следом за Седым. Стоило мне шагнуть за порог зала, как я перестал видеть знаки в стенах и в Ключе. Чем бы эта «компенсация» ни была, но действовала она только в пределах самого зала. Рутгош уже суетился там, позади, за спиной, положив руки на чёрный кристалл, и никакого наследника рядом ему не было нужно. Как и самого Ключа. Вот уж точно — всего лишь символ.
За порогом, кстати, пространство теперь тоже пронизывали потоки силы Неба — не осталось ни следа искажения. Надпись об отмене Оплота сложно понять как-то не так: отныне город свободен от зон искажения силы. Только неизвестно, на какое расстояние от города отменён этот самый Оплот.
Это самое неприятное во всех этих походах за Ключом на Поле Битвы: никто и никогда не может предсказать, сколько земель освободится от искажений силы Неба. Более-менее понятны самые малые размеры, меньше которых никогда не бывало, а вот с формой, протяжённостью и направлениями всё гораздо сложней.
Мы вот не знаем на какое расстояние от города исчезли зоны запрета. Круг это, квадрат или треугольник. Впрочем, это лишь так, шутка — чем бы ни руководствовались Древние, закладывая основы зон искажения, ничего подобного ровным кругам зон запрета жизни — нет и близко. Я сам это отлично помню по местности вокруг города Ян — сплошные изгибы, бесформенные пятна, длинные кишки и прочее, зажатое между границ барьеров Поля Битвы, сплетающиеся в «просторы» земель фракции Ян.
И так везде, во всех фракциях. Наш город и обретённые земли семьи Сломанного Клинка не станут исключением. Ясно, что вокруг города точно будет здоровенное пятно земель, освобождённых от запретов. Ясно, что на местном, огромного размера Поле Битвы падут множество Барьеров, изменяя карту этих мест до неузнаваемости. Но на сколько дней пути раскинутся новые земли Сломанного Клинка, насколько извилистыми будут окраины этих земель? На это ответа нет.
Неясно и то, дотянутся ли свободные земли до Каменного Лабиринта, уцелел ли сам Каменный Лабиринт. Есть большие надежды, что у нас появится прямая дорога до земель Морлан, но лишь надежды.
Раз в неделю в лагере семьи Сломанного Клинка, что мы оставили позади уже много месяцев назад, один из старейшин выходит из зон запрета. Он проверяет нефриты Души нашего отряда и нефрит Голоса.
Сегодня мы и наши нефриты тоже вышли из зоны запретов. Через два дня, когда старейшина достанет их вторую часть, он узнает, сколькие из нас погибли. А ещё попытается связаться с нами.
Но это случится лишь через два дня, так что не знаю, с кем там Седой будет сегодня пытаться поговорить, а пока… Я догнал Седого и забрал у него Флаг. По-хорошему, мне бы сейчас нужно было отдохнуть: мы преодолели последнее испытание Древних, получили Ключ, с рассветом начнём давно распланированные дела, но… Я не мог уснуть.
Сегодня никто не мог уснуть.
Сначала я занялся своими ранами, затем помедитировал, восполняя силы, после долго глядел на Ключ и думал, а потом не выдержал и спустился вниз, во двор, где собратья разожгли костёр и сидели с вином.
Прошёлся вдоль всех, коснулся каждого, проверив уже их раны, особенно Дима и Талена, а затем сел рядом с Седым.
Он и не подумал предложить мне вино, а вот Дим наклонил голову к перевязанному плечу, негромко спросил:
— Глава? — и с намёком качнул своей чашей, заставив густое тёмное вино колыхнуться.
Я молча качнул головой из стороны в сторону, но ничуть не смутил его отказом, он просто подался назад, отхлебнул сам и завёл разговор о другом:
— Глава, а
