считают, что получат все это по дешевке. А еще они уверены, что довольно скоро они найдут других поставщиков или даже сами сумеют наладить производство нужных материалов…
– А они что, не смогут? Я бы не очень доверял их обещаниям соблюдать наши патентные права. Ведь этот газ, фреон, они же довольно простой, а химики в Германии или в США…
– Старуха показала мне расчеты, которые провели два совершенно не связанных с нею химика. Товарищ Фаворский считал и товарищ Игнатьев, и у обоих получилось почти одно и то же: количество газа, необходимого для заправки одного холодильника, невозможно произвести дешевле, чем за двадцать восемь крон. С использованием даже самых современных заграничных технологий невозможно – а Старуха предлагает шведам его покупать по двадцать пять крон.
– То есть себе в убыток? А в чем же тогда тут…
– Не в убыток, совсем даже не в убыток. Буржуям она сказала, что такая цена получается из-за крайне низкой зарплаты рабочих в России и они склонны этому верить. Но на самом деле у нее себестоимость этого фреона колеблется в районе семи крон за флакон, причем с учетом стоимости самого флакона. А когда шведы поставят на свои заводы описанные ей компрессоры для закачки газа в холодильники, она фреон будет им отправлять в баллонах и цена упадет до примерно четырех крон. Но это если не выстроить специализированный химический завод по его производству, а там себестоимость и до одного рубля можно будет уронить, то есть до двух крон.
– А почему тогда завод этот не строится уже?
– Почему-почему… Старуха категорически не хочет его строить за деньги из бюджета страны, это раз. А два – она не хочет его строить быстро. Есть и третья причина – мы пока даже не решили где его строить, ведь нужно будет сохранять в абсолютной тайне и где этот завод будет размещаться, и что – и главное как – производить. И это – самое главное для первого ее возражения: если деньги будут выдаваться из бюджета, то в наркомфине будут знать куда и для чего. Но это уже моя забота, а вот быстро она его строить не хочет потому что, говорит, сначала нужно будет подготовить для него рабочих, причем рабочих очень не простых, их по деревням не набрать…
– Ну это-то понятно… тогда в какие сроки она планирует его строить?
– Думаю, тут уже есть повод для определенного оптимизма: для нее, если завод строится больше полугода, то это уже очень долго. В лоб я спрашивать не стал, но судя по некоторым ее словам, к следующей осени завод может и заработать.
– То есть выстроить его все же не очень и сложно. И я думаю, что НТК сможет его выстроить без оглядки на ее желания. Конечно, в нужном месте и без особой огласки.
– Не сможет. Тут ведь дело в том, что фактически кроме нее никто не знает, как этот фреон производить… так дешево.
– Но она уже его производит! И не одна, вы же говорили, что там сотни людей уже задействованы!
– Почти шесть сотен человек только студентов и преподавателей университета, и сотни две рабочих. Но фокус в том… я же говорил, что Старуха на удивление хитрая особа? Так вот, эти почти восемь сотен химиков что-то делают, но практически никто не знает, что именно каждый делает. Они не знают, для чего они производят какой-то… химический полуфабрикат. Больше того, они даже не знают, делают они полуфабрикат, или катализатор, или реактив для получения чего-то еще. Мы глубоко не копали, чтобы не спугнуть эту юную даму, но кое-что все же выяснили. Реально точно знает, чем занимаются, от силы человек десять. В первую очередь это, конечно, Александра Васильевна Новосёлова – бывшая аспирантка профессора Каблукова, и Елена Васильевна Нарышкина, лаборантка профессора Зелинского. Ну и вся группа, которой Елена Васильевна руководит.
– Лаборантка руководит группой в университете?
– Вообще-то она закончила Льежский университет, и в семнадцатом вернулась в Россию чтобы поступить в аспирантуру. Но не получилась: она ведь Нарышкина… я даже не понимаю, как Николай Дмитриевич ее смог хоть лаборанткой к себе пристроить. Но он говорит, что ей хоть сейчас можно звание кандидата присвоить, а Старуха ее готовит к должности руководителя нового завода по выпуску полиакрилата калия. Я, собственно, и не возражаю, ведь этот завод должен нам приносить по миллиону золотых рублей в месяц… или даже много больше. А ее группа – это те студенты, которые потом на этом заводе и работать будут.
– А, помню, вы говорили про эти… прокладки. Думаете, что вся Европа за ними бросится и нам непременно целый завод потребуется?
– Этим летом сотрудники биологического университета провели эксперимент: часть делянки просто очень тщательно подготовили для посадки ряда растений, а другую часть этой же делянки засыпали перед вспашкой этим полиакрилатом. И вот на той, где в землю добавили эту химию, урожай получился в полтора выше, чем на соседней, которую тщательно готовили, удобряли и от сорняков расчищали. Старуха говорит, что эффект сохраняется лет пять, и если мы поля этим порошком засыплем… колхозные поля… По ее расчетам, нам нужно будет производить его минимум полмиллиона тонн в год, а эти прокладки – они лишь помогут нам такой завод построить. Но тут опять встает вопрос о секретности.
– А тут-то зачем? Все же уже знают, что именно в эти прокладки…
– Я этим вопросом я тоже обращался к Фаворскому – потому что в первом МГУ многие уже знают об этом химикате. И получается та же картина, что и с фреоном: сделать его несложно, но он получится слишком дорогом… и слишком грязным, в нем очень много чего вредного будет. Так вот, как делать полиакрилат товарищ Нарышкина знает очень хорошо, но откуда Вера ей приносит
