Стоявший рядом Ланнон спросил:
– Как ты собираешься действовать?
Хай улыбнулся в лунном свете.
– Ты научил меня охотиться на дичь, мой царь.
Пришли за приказами командиры когорт, в плащах, шлемах, молчаливые и серьезные. Хай приказал разместить с востока легкий заслон из пехотинцев и прикрывающих их лучников. Днем разведчики захватили около четырех тысяч голов низкорослого скота, принадлежащего венди.
– Возьмите скот с собой. Помните уловку, которую Ганнибал использовал в Италии? Она послужит нам и здесь.
Когда Хай объяснил свой план, Ланнон радостно рассмеялся и хлопнул его по плечу.
– Лети для меня, Птица Солнца.
– Рычи для меня, Великий Лев, – улыбнулся в ответ Хай, надевая и застегивая шлем.
Хай незаметно провел четыре с половиной тысячи своих тяжелых пехотинцев и топорников на восток и расположил их полумесяцем на краю леса за городом. Потом часок вздремнул, и, когда центурион разбудил его, Хай почувствовал, что все его тело застыло и промокло от ночной росы и холода.
– Приготовиться! – негромко приказал он. Приказ был передан по рядам. В лесу началось еле заметное движение: легионеры подвешивали на плечо или на пояс топоры, мечи и луки и брали в руки тяжелые деревянные дубины, которые употребляются при взятии рабов.
Запахиваясь в плащи и разминая затекшие мышцы, Хай и Ланнон пошли на командный пункт в центре линии.
Хай посмотрел на спящий город, и в нос ему ударили запахи древесного дыма, пищи и нечистот – кислые запахи человеческого поселения. Город спал, только где-то лаял одинокий пес да плакал капризный ребенок.
Хай негромко сказал:
– Пора.
Ланнон кивнул. Хай повернулся и отдал приказ одному из центурионов. Тот наклонился к глиняному горшку с огнем, раздул пламя и сунул в него связку пропитанных смолой тряпок, привязанных к концу стрелы. Когда тряпки разгорелись, он наложил стрелу на тетиву и пустил ее по высокой дуге в темное небо. Сигнал был повторен вдоль всей линии, в темноте ярко сверкнули горящие стрелы, но тишина не была нарушена, и город продолжал спать.
– Они не выставили ни охраны, ни постов – ничего, – презрительно сказал Ланнон.
– Варвары, – тихо заметил Хай.
– Они заслуживают рабства.
– Да, им лучше быть рабами, чем свободными людьми, – согласился Хай. – Мы их одеваем, кормим, показываем истинных богов.
Ланнон кивнул.
– Мы пришли вывести их из тьмы на солнечный свет. – И он взвесил в правой руке тяжелую дубину.
На востоке из леса неожиданно показалась ревущая лавина взбешенного скота. На рогах животных горели травяные факелы, смоченные смолой. За собой скот тащил горящие ветви. Животных гнали ужас и шеренга кричащих солдат. Все место действия превратилась в пыльный, дымный, огненный ад. Стадо влетело в город, обрушивая хрупкие хижины, поджигая их, растаптывая ничего не понимающих обнаженных венди, выскакивавших из своих жилищ. Следом бежали воины, обрушивая удары дубин на уцелевших и оставляя их лежать в пыли.
В городе поднялся крик, вопили тысячи испуганных голосов. Хай слышал топот копыт, видел взрывы желтого пламени, столбы искр вздымались в темное небо: это горели сухие хижины.
– Ровнее ряды! – приказывал он стоявшим поблизости. – Не оставляйте щелей в сети, иначе рыба уйдет через них.
Ночь наполнилась движением, шумом, пламенем. Огонь быстро разгорался, озаряя происходящее зыбким желтым светом; с криками метались венди, на них надвигались ряды захватчиков. Взлетали и опускались дубины, их стук вызывал в памяти стук топора дровосека. Жители города, черные и нагие, падали и замирали – или бились и корчились, с воплями и воем.
Женщина с прижатым к груди ребенком увидела приближение безжалостной волны, заметалась, точно вспугнутая корова, и вбежала прямо в пылающую хижину. Она вспыхнула, как факел, ее волосы взорвались, она коротко крикнула и упала, неотличимая от пепла. Хай видел это, и кровавое безумие оставило его, сменилось отвращением.
– Тише! – крикнул он. – Легче бейте дубинами!
И вот в ужасном смятении медленно стал возникать порядок. Надсмотрщики строили пленников рядами, пехота прочесывала город, пожары догорали, оставляя дымящиеся груды головешек.
Пришел рассвет, гневный и рдяный, повсюду стояли столбы дыма. Хай пел приветствие Баалу, а вопли и стоны рабов сплетались с голосами легионеров.
Хай торопился организовать отход. Две когорты под командованием молодого Бакмора уже двинулись к большой реке, гоня перед собой захваченный скот. Хай предполагал, что захвачено не менее двадцати тысяч низкорослых местных животных. В соответствии с приказом Хая Бакмор должен был переправить скот через реку и немедленно вернуться, чтобы прикрывать отход.
Теперь необходимо было стронуть с места длинную колонну рабов. От реки к городу легион шел полдня и ночь, обратная дорога займет не менее двух-трех дней. Вновь пойманных рабов нужно заковать, и, не привыкшие к цепям, они поплетутся медленно, задерживая колонну. Любое промедление опасно и делает обремененный обильной добычей легион уязвимым для ответного удара.
Один из центурионов, в выпачканной сажей одежде и с сожженной бородой, обратился к Хаю:
– Мой господин.
– Что?
– Рабы. Среди них мало молодых мужчин.
Хай повернулся к черной массе. На рабов надевали легкие, походные цепи, прикрепленные к ошейникам, как у собак на сворке.
– Да. – Теперь он и сам видел, что это в основном женщины и дети. (Надсмотрщики уже отобрали стариков и калек, и среди оставшихся оказалось очень мало мужчин в возрасте воинов.) Хай выбрал сообразительного на вид подростка и обратился к нему на разговорном языке венди. – Где воины?
Подросток испуганно посмотрел на него, опустил глаза и не ответил. Центурион потащил из ножен меч. Услышав скрежет стали мальчик опять испуганно поднял голову.
– Еще капля крови ничего не значит, – предупредил его Хай, и мальчик сказал:
– Все ушли на север охотиться на буйволов.
– Когда они вернутся?
– Не знаю, – мальчик выразительно пожал плечами, и Хай понял, что тем более надо торопиться. Боевые отряды венди целехоньки, а столбы дыма привлекут их, как запах мяса привлекает стервятников.
– Поднимай людей, быстрее в путь, – приказал он центуриону и поспешил дальше. Из дыма показался Ланнон в сопровождении охраны и оруженосцев. Один взгляд на него предупредил Хая: царь был красен от гнева и грозно хмурился.
– Ты приказал надсмотрщикам оставить в живых тех, кого они отбраковали?
– Да, государь. – Хаю вдруг опротивели вспышки раздражения и приступы гнева царя: теперь были более важные дела.
– По какому праву? – спросил Ланнон.
