И ни на один не ответили.
Он зовет меня.
Я закрыл чемодан и подошел к своему ноутбуку. Google сообщил, что отель «Ле Бристоль» находится в Восьмом округе Парижа. Для меня это ничего не значило, но теперь у меня был адрес.
Я поспешил из своей комнаты и постучал в дверь Амелии. Мое вялое тело будто кто-то наэлектризовал. Страх, надежда и любовь. Боже, любовь обрушилась на меня со всей своей мощью, напоминая, насколько она сильна.
– Я не хочу с тобой разговаривать, – сказала Амелия из своей комнаты.
– Амелия, но мне очень нужно.
– Уходи, Ривер.
– Видела чемодан внизу? Он от Холдена.
Я услышал шорох, затем дверь распахнулась. Амелия схватила меня за руку, затащила в свою комнату и сразу закрыла нас.
– Ты что-нибудь слышал от него? О господи, присядь. Расскажи мне все.
Я усмехнулся.
– Особо и нечего. Он прислал мне старые дневники, которые писал в самые страшные периоды своей жизни.
– Ладно, а… зачем? Что это значит?
– Это значит, что я должен лететь в Париж.
Амелия скептически склонила голову набок.
– Ну да. О, я забыл упомянуть, но со мной связался мой бывший парень. Ему очень грустно, так что мне придется лететь на Таити, чтобы подбодрить его.
– Знаю, звучит безумно, но я думаю, что Холдену очень больно, и я…
– Скучаешь по нему?
– Мягко говоря. Но мне нужна твоя помощь, Амелия. Я не могу уехать, если буду беспокоиться, что ты снова куда-нибудь вляпаешься. Или навредишь себе.
– Да не собираюсь я никуда вляпываться, ради всего святого.
– Говорит девушка, которую я только что забрал из полицейского участка.
Амелия с вызовом выдержала мой взгляд, затем откинулась на подушки.
– Знаю, прости. Просто все кажется таким бессмысленным. Например, мои друзья в школе болтают о всякой откровенной ерунде, а мне хочется хорошенько встряхнуть их и проорать в лицо, что все это дерьмо не имеет значения. – Она покачала головой, и ее лицо исказилось. – Просто я скучаю по ней, Ривер. Очень сильно скучаю.
Я лег рядом с сестрой на подушку, плечом к плечу.
– Знаю. Я тоже.
– Да? – переспросила Амелия с ноткой обвинения в голосе. – Из нас троих ты единственный, у кого, кажется, все в порядке.
– Мы по очереди слетаем с катушек. – Я подтолкнул ее локтем. – Твоя очередь сильно затянулась, кстати говоря.
– Ха-ха.
Моя улыбка погасла.
– Амелия, я ничего не слышал о Холдене практически год. И от этого ужасно страдаю. Каждый день.
– Вдобавок к тоске по маме.
Я кивнул, мои собственные слезы защипали глаза.
– И теперь у меня есть шанс. Если что-то случилось, а я хотя бы не попытаюсь помочь, мне будет плохо. Очень плохо.
– Что ты собираешься делать?
– Не знаю. Доберусь туда и посмотрим, что будет. Если он снова не сбежит.
Меня пробрала дрожь при мысли, что Холден может пожалеть о том, что прислал мне свои дневники, и снова исчезнет.
– Ты собираешься вернуть его?
– Это не от меня зависит. Ему нужно через многое пройти.
– Например? Ты так и не сказал мне, почему он вообще ушел.
– Потому что считает себя недостаточно хорошим для меня. – Я повернул к ней голову. – Могу я доверить тебе кое-что личное?
Она быстро кивнула.
– Да, конечно.
– Когда Холдену было пятнадцать лет, родители отправили его на конверсионную терапию.
У моей сестры от ярости округлились глаза.
– Чтобы заставить его не быть геем? Сволочи!
– Там ему внушили, что он ничего не стоит, и это засело у него в голове. Как бы сильно я… ни заботился о нем, я не могу волшебным образом его вылечить. Это невозможно. Но могу напомнить ему, что я все еще жду.
– Год – это долгий срок, Ривер, – мягко заметила Амелия. – Как долго ты будешь ждать?
– Сколько потребуется.
– Ты действительно его любишь, да?
Я кивнул.
– Но тебя я тоже люблю. И не могу улететь во Францию и все время бояться, что здесь что-нибудь случится. Мне нужно доверять тебе.
– Ты можешь мне доверять, Ривер. Пускай и кажется, что я по уши увязла в собственном дерьме и иногда на тебя злюсь…
– Часто. Ты очень часто на меня злишься.
– Заткнись, я пытаюсь извиниться. Я вижу, как усердно ты ради нас работаешь. И как тебе грустно, хотя ты этого и не показываешь. Но я вижу.
– Спасибо, Амелия. – Из-за того, что менее чем через двадцать четыре часа я могу оказаться рядом с Холденом, тело было словно наэлектризовано облегчением вперемешку с волнением.
– Когда ты уезжаешь? – спросила она.
– Как можно скорее. Вообще-то прямо сейчас, – ответил я, вставая с кровати. Амелия проводила меня до своей двери.
– Как думаешь, ты надолго?
– Постараюсь вернуться при первой же возможности. – Внутри все сжалось от смеси чувств на ее лице. – Если только… Может быть, мне не стоит ехать…
– Нет, нет. Ты должен. Я знаю, что тебе это нужно. С нами все будет в порядке, клянусь.
Мне хотелось разорваться.
– Уверена?
Она закатила глаза.
– Ой, вали уже. Холден наверняка ждет тебя в своем гостиничном номере, лежа голым на медвежьей шкуре с розочкой в зубах.
Я закашлялся от смеха.
– М-м-м…
– Что? Тебе нужно потрахаться. Традиционный совет. Хотя твой случай не совсем традиционный.
– Я туда лечу не ради того, чтобы потрахаться, и как насчет того, чтобы больше не обсуждать эту тему?
Она рассмеялась, и ее глаза заискрились, чего я уже давно не видел.
– Как скажешь. – Она хлопнула меня по плечу. – Вперед к победе, чемпион!
– Зануда.
– Задрот.
Я усмехнулся, уже давно не чувствовал такой легкости. Меня затопило незнакомое чувство. Надежда.
Уладив все дела с Хулио, чтобы не переживать за автомастерскую, уже на следующий день я сел в самолет в Париж.
Папа отнесся к этой идее с подозрением.
– Ты летишь во Францию? – спросил он тем утром со своего кресла в кабинете. – Ради… него?
Я внутренне содрогнулся. Поскольку у меня совершенно отсутствовала личная жизнь, отцу не приходилось убеждаться в моей сексуальной ориентации. Я подозревал, что он считал это временным. Что я просто переживаю непростой период после аварии и смерти мамы.