какой точке океана проделаны те или иные исследования.
Стоит только солнцу выглянуть из-за туч, как Попков уже спешит к теодолиту, бережно неся хронометр, точность которого он каждый день проверяет по радиосигналам Пулковской обсерватории.
19 июня
Вылет вертолёта для продолжения гидрологических работ задерживается, и все участники предстоящего полёта ворчат на погоду. Александр Минаков – штурман – уже давно произвёл прокладку предстоящего маршрута по карте, но, видимо, в него придётся вносить поправки, так как подул сильный южный ветер и мы снова передвинулись к северу.
20 июня
День авиации. Из репродуктора льются весёлые, бодрые звуки марша. По случаю праздника вечером мы собираемся на торжественный ужин. Все, кроме аэрологов: ведь сегодня уже 20-е число, а значит, начинается очередная месячная серия радиозондов.
В такие дни не хочется расходиться по домам. Константин Митрофанович без устали крутит магнитофон, а Саша Дмитриев тщетно уговаривает то одного, то другого потанцевать. Наконец Шариков отзывается на его просьбы, и под шутливые замечания окружающих они вальсируют на маленьком пятачке между столиками.
21 июня
Всё утро небо было прозрачно-ясным, и Канаки побил рекорд терпения, простояв у теодолита во время наблюдений за выпущенным зондом в течение 300 минут, то есть почти в четыре раза дольше обычного. Но к тому времени, когда наша летающая гидрологическая группа собралась в путь, на лагерь с севера надвинулся туман, и полёт пришлось опять отменить. Воспользовавшись тем, что Бабенко и Кузнецов внезапно освободились, Яцун (он редактор) решил созвать первое заседание редакционной коллегии. Газету назвали «Во льдах», а сатирический отдел – «Сосулькой» и тут же наметили первые жертвы тяжёлых капель этой сосульки…
22 июня
Нынче – весеннее равноденствие, и теперь полярный день уже пойдёт на убыль.
Льдина продвинулась на север ещё на семь минут, другими словами – почти на 14 километров. Гидрологи обнаружили изменение глубины на 300 метров. Они очень довольны тем, что на дне океана по- явился хоть какой-нибудь рельеф, – им кажется, что теперь и они не зря работают…
Пока все занимались своими делами, далеко на горизонте показалась крохотная точка; скоро в ней мы узнали контуры Ту-4, тяжёлой четырёхмоторной машины. Она ведёт ледовую разведку, необходимую для навигации на Северном морском пути. Над нами, гудя могучими моторами, прошёл среброкрылый воздушный гигант. Мы радостно приветствуем его «с земли».
Однако нам не повезло. Вымпел, сброшенный с самолёта, угодил прямо в разводье.
24 июня
Восемнадцать часов. Снова над нами пролетел Ту-4, а когда вниз упал свёрток с длинной красной тряпицей вместо хвоста, все мы наперегонки бросились к нему. В большом рогожном мешке – свежие газеты, журналы и дружеская записка от экипажа… Спасибо, товарищи!
Магнитолог Николай Попков, метеоролог Анатолий Малков, штурман вертолёта Володя Кунченко
Аэролог Платон Пославский
Потоп на станции
3
25 июня
Ветер. Над самой головой громко хлопает полотнище флага. Провода антенны то гудят низким басом, напоминающим звук органа, то начинают звенеть тонким недовольным фальцетом. Снежницы покрыты густой рябью, и маленькие голубые волны то и дело перекатываются по их поверхности. Возле нашей палатки образовалось глубокое озеро. Переступишь порог – и тут же по колено погружаешься в воду. Выручают только резиновые сапоги. Надо бурить скважину. Лёд стал совсем рыхлым, и через несколько минут отверстие готово. Когда часть воды сошла, засыпаем дорожку от палатки снегом, утаптывая его ногами, в надежде, что на какой-то короткий срок мы оградили себя от наводнения.
26 июня
До времени прилёта самолёта Мазурука остаётся каких-нибудь сорок пять минут, и летящая на подскок группа заботливо собирается, на ходу дожёвывая галеты (обед в связи с прилётом отложен, а многие успели проголодаться).
Мы в воздухе. Теперь на подскок даже при большом желании не дойти пешком: всюду трещины, широкие разводья, молодой сторошенный лёд, но аэродром совершенно гладкий. Только там, где заруливали самолёты, под тёмными каплями масла – небольшие лужи. Огромные торосы, окружавшие аэродром, обтаяли. Длинные толстые сосульки свисают с их голубых боков, и сочные, сверкающие, как алмазы, капли, звонко плюхаясь, стекают вниз.
На самолёте, кроме продовольствия и почты, привезли запасные лопасти к вертолёту, и нам предстоит ответственное и не совсем приятное дело – везти их в лагерь. Беда в том, что они не умещаются в фюзеляже вертолёта. Пришлось их накрепко приторочить канатами к хвостовой балке. Мы с опасением посматриваем то на машину, то на её командира. Но Бабенко так уверен в себе и в своём бескрылом аппарате, что его уверенность передаётся и нам. Скоро мы убеждаемся, что наши тревоги были напрасными, – всё прошло благополучно. Когда мы возвратились в лагерь, все уже давно разошлись по палаткам, только дежурный хлопотал на камбузе, подогревая нам обед.
…За сутки льдина задрейфовала на север энергичней, чем когда-либо. Мы продвинулись на целых шесть минут и перепрыгнули наконец роковой порог – 87˚12', у которого столько времени безуспешно толкались. Наши широтные координаты стали 87˚18,6' северной широты.
27 июня
Банный день – самый тяжёлый для дежурных, но Платон Платонович успешно справляется со своей задачей, утешая себя мыслью, что дежурному придётся «париться» в зимнее время гораздо больше.
28 июня
Идёт интенсивное таяние. Там, где были глубокие сугробы, остался лишь 30–40-сантиметровый слой вязкого, намокшего снега. В большинстве мест его покров не превышает 20–25 сантиметров. Торосы вокруг льдины значительно уменьшились в размерах.
Но сегодня нам не удалось проделать снегомерную съёмку до конца. В 300 метрах от огромной глыбы льда, с которой мы в прошлый раз осматривали окрестности, нам пересекла дорогу трещина шириной в несколько метров. Она образовалась ещё 17 июня, но пребывала в неподвижности, а сегодня разошлась, и поле, расположенное за ней, оказалось расчленённым двумя перпендикулярными разводьями.
На обратном пути мы заходим на запасные продовольственные базы. Здесь царит полнейший беспорядок: лёд под ящиками подтаял, и они рассыпались в разные стороны; бочки с бензином опрокинулись. Пришлось изрядно повозиться. Но самая большая работа предстоит вечером: надо сменить все четыре лопасти несущего винта вертолёта. Это не так-то просто сделать без всяких технических приспособлений.
Только после многих часов усилий Бабенко, вытерев крупные капли пота со лба, разрешил нам присесть отдохнуть. Но ненадолго. Из лагеря раздался
