либо к нам, либо против нас! Но мы желаем, чтобы тот, кто пойдет к туркменам, привлек в такое время их сердца и не жаждал при этом денег или подарков. Я не верю, что кто-либо из окружающих меня тюрок мог бы это сделать!» Он стал повторять этот разговор со мной, пока я не понял, что султан хочет, чтобы я сам взял это дело на себя и сам пошел на риск, так как он полагал, что у меня нет желания к этому. И я ответил: «Поистине, слуги и рабы подобны оружию — порой разбиваются, а иногда могут уцелеть!»
Затем были написаны грамоты на мое имя, и я ночью отправился и добрался к одной из групп ханов, эмиров и туркменских всадников. Так, направив к нему одну группу, я переходил через горы к другой. Я вернулся к службе через несколько дней и увидел, что войска приняли свой обычный блестящий вид и тысячи воинов шли как волны.
Когда находившиеся в Арране татары услышали о сборе [войск], он вернулись к своим главным силам в Учан, где было тесно от их множества. Татары уже отправили [посла] к Фахр ад-Дину Хамзе ан-Нишапури[816] и к султану в Байлакан, призывая его к подчинению. А когда султан остановился в долине реки Каркар[817], упомянутый (Фахр ад-Дин) переправил к нему татарского посла, чтобы султан, расспросив его о татарах, решил, что делать с ним. Посол этот был вероотступник ат-Тахир — вазир проклятого Йатмас-[нойана].
Когда он (посол) стоял под знаменами, султан приказал мне побеседовать с ним и спросить у него о количестве людей — опытных в схватках и стойких в бою, прибывших на этот раз под командованием проклятого Чормагуна. Султан сказал ему: «Если ты скажешь мне правду, я подарю тебе жизнь». Я расспросил его об этом, а он сказал: «Когда Чормагун хотел подготовиться к походу, чтобы встретиться [в бою] с султаном, он провел в Бухаре смотр своим воинам и записал [в реестр] двадцать тысяч, а кроме того, было большое ополчение». Когда я повторил султану сказанное /257/ им, султан сказал: «Поспешите его убить, пока наши не услышали о количестве татар, чтобы они не струсили и не разбежались».
Глава 102
Рассказ об аресте султаном Шараф ал-Мулка в крепости Джарбирд и его убийстве через месяц или больше
Когда султан приблизился к крепости Джарбирд, из числа присоединившихся к Аррану, он решил заточить в ней Шараф ал-Мулка. Султан направился к крепости, чтобы рассмотреть ее состояние, и узнал, что Шараф ал-Мулк не отлучился от него. Когда он поднялся в крепость, вместе с ним поднялся Шараф ал-Мулк. Затем султан встретился с вали крепости Сахланом Салук-беком, стариком-тюрком, жестоким и злым. Султан тайно приказал ему, что, когда он выйдет из крепости, вали должен преградить путь Шараф ал-Мулку и заточить его в крепость, заковав в цепи.
Султан боялся, что, если он не схватит его, тот, заподозрив недоброе, отправится в какую-либо сторону и возбудит смуту. Султан часто говорил: «Пусть находится под стражей до тех пор, пока не будет спокойствия со стороны татар. Затем его освободят и ему будет поручено дело вазирата, но без выделения ему десятины ('ушра) страны. Ему будет назначена ежемесячно тысяча динаров как халифскому вазиру, и он не будет свободен в расходовании [средств]».
Он был заточен в крепость, а через несколько дней после этого вали спустился из крепости к месту сбора жалоб. Люди кричали, словно взбудораженные птицы в воздухе или как караван паломников [целой] страны. Было подано множество жалоб. А султан молчал и не спрашивал об их положении, так как хотел сохранить на это время этого старика-тирана. Но старик подумал, что султан решил сместить его и заменить другим, и поэтому вернулся в крепость без разрешения.
Султан после ареста Шараф ал-Мулка приказал передать мамлюков, находившихся в его распоряжении, Утур-хану, Старшим среди мамлюков был Насир ад-Дин Куш-Темир. Однажды он вошел к Утур-хану с перстнем Шараф ал-Мулка, посланным стариком-вали, и передал, что вали сказал следующее: «Я договорился с твоим господином, что освобожу его, и мы заключили мир с грузинами, которые готовы к бунту и возобновили скрытое зло. Кто из вас хочет служить ему (Шараф ал-Мулку), пусть явится в крепость».
/258/ Когда султан узнал об этом, у него опустились руки, он растерялся и не решался что-либо предпринять.
Сын этого старика-[вали] находился в числе султанских пахлаванов и джамакдаров[818]. Султан вызвал его к себе и послал к отцу с порицанием за его поступок и с упреком за недомыслие. Он перечислил отцу оказанные ему милости, исправившие его дело и осуществившие его надежду. То, что он задумал, — это неблагодарность за добро, вероломство в [ответ на] доверие, и непонятно, есть ли серьезная причина этого.
Гулям вернулся и сообщил, что его отец отказался от задуманного, понял [истинный смысл того], что он ему показал, и узнал, что это приведет его к гибели. И если султан выслушает жалобу обиженного и не отставит его от [должности] вали, то он найдет в нем покорного раба, выполняющего султанские приказы. Он просит прощения за совершенные им проступки и покрывает свое лицо пылью унижения. Султан сказал: «Подтвердить эти слова может то, что он пришлет мне голову Шараф ал-Мулка» — и направил в крепость вместе с сыном вали пять своих сипахсаларов.
Они погубили его, и, поистине, его гибель была смертью, [достойной] знатного человека. Постельничий Шараф ал-Мулка, известный по имени Мухаммад Ахи, который прислуживал ему в дни заточения, рассказал мне: «Когда они вошли к нему и он узнал, что они палачи, он попросил их повременить, пока он совершит омовение и прочтет молитву в два рак'ата».
Фарраш продолжал: «Затем я согрел ему воду, так как ему было неприятно мыться холодной водой, даже зная, что через час он погибнет. Затем он совершил омовение и молитву в два рак'ата. Потом прочел главу из Корана, после этого разрешил им войти и сказал: “Это возмездие тому, кто полагается на слова нечестивых”. Они спросили у него: “Что же ты предпочитаешь — удушение или меч?” Он ответил: “Меч лучше!” Они сказали: “Владык не убивают мечами, и удушение для тебя легче!” Тогда он сказал: “Делайте, что хотите!”»
И они задушили его и вышли, чтобы [тело его] остыло, и они потом вошли отрезать ему голову и отнести султану. Но когда они вошли, то увидели, что он сидит и пришел в
