– О чем слышала? Что за новости? – напустился на нее отец.
Она с трудом отлепилась от стены, бросилась к Дэниелу и схватила его за руки:
– Ты должен сам туда пойти! Потому что то, о чем они говорят… Ты должен их успокоить!
– О чем говорят? – спросил Дэниел.
– Об убийстве. Нашего священника убили, – с трудом вымолвила Бетт.
* * *
Никогда еще Дэниел не бегал так быстро. Он далеко обогнал и отца, и Бетт.
Всю ночь он испытывал ожидание счастья и робкую надежду на то, что под конец грядущего дня станет мужем Сары и они оба окажутся на самом краю обрыва, за которым для них откроется новая жизнь, созданная ими самими, и все это было совсем близко, рукой подать. А то, что рассказывали Бетт в деревне, конечно же, окажется выдумкой, ошибкой. Ведь такое страшное злодеяние просто невозможно. И вскоре выяснится, что все спокойно, все, как и должно быть, и они с Сарой потихоньку со всеми попрощаются и дальше пойдут по своему собственному пути.
Он еще издали услышал крики и плач. У подножия чумного холма уже собралась изрядная толпа. Люди слегка расступились, и он, увидев на земле тело преподобного Уолша, в отчаянии растолкал тех, кто мешал ему подойти ближе.
Священник лежал на спине, раскинув руки в стороны; его вытянутые ноги были прижаты друг к другу, и в целом это напоминало некое гротескное распятие, если бы не заостренный кол, которым он был как бы прибит к земле. Кол насквозь пробил ему грудь, и трава под ним казалась черной от засохшей крови. Кровь пролилась обильно, и очертания этой жуткой лужи напоминали сейчас два темных крыла, раскрытых у священника за спиной. Лицо покойника было покрыто восковой бледностью, рот и глаза раскрыты и совершенно безжизненны. Его привычной шляпы нигде не было видно, и тонкие легкие волосы слегка шевелились под ветром, создавая жестокую иллюзию сохранившейся жизни.
Дэниел просто не верил собственным глазам. Он неотрывно смотрел на священника, понимая, что тот мертв, но все же отказывался признать это. Ему было трудно дышать. Упав на колени, он протянул к Уолшу руку, словно желая его утешить, погладить, хоть как-то облегчить его боль, но пальцы ощутили лишь леденящий холод смерти. Жуткий крик, в котором не было ничего человеческого, вырвался изо рта Дэниела. Боль, гнев и горькая печаль были в этом крике. Он не замечал, что стоит прямо в луже крови, что его штаны уже все перепачканы кровью, и тут чьи-то сильные руки стиснули его плечи, заставили подняться, повернули к убитому спиной.
Это была Бетт, и Дэниел на мгновение прислонился к ней. Она крепко его обняла, а он беспомощно лепетал:
– Господи… такой хороший человек… Он же действительно Божий человек… Как же с ним могло такое случиться?
– Да, да, – тихо сказала Бетт, – все мы потрясены не меньше тебя, но ты должен взять себя в руки. Дело в том, что люди уже нашли виновного. И обвинение падает на кое-кого из тех, кто дорог твоему сердцу.
Дэниел внимательно посмотрел на нее. На лице Бетт виднелись дорожки подсохших слез, а ее слова точно острый нож вошли в его душу. Он вдруг стал различать голоса, звучавшие вокруг, почувствовал запах металла, воткнутого в дерн.
Один голос звучал громче остальных, как бы ведя за собой весь хор. Это был голос Гэбриела.
– Да все ясно как день! – гремел он. – Кто ж еще может быть в таком виновен, кроме той проклятой семейки! Только они способны поднять руку на представителя церкви. И, скорее всего, это дело рук молодой ведьмы. Эта девка не впервые своим колдовством промышляет!
Дэниел огляделся. Толпа внимала Гэбриелу, время от времени поддерживая его нерешительным блеянием. Ему показалось, что он не видит в этой толпе ни одного знакомого лица, ни одного из тех, кто прислушался бы к голосу рассудка. Да ни один из этих людей и не стал бы слушать его, Дэниела, аргументы. Все они уже считают вину Сары доказанной. Слава Богу, подумал он, что они не знают, где ее сейчас искать. И ведь теперь не к кому даже обратиться за помощью. Раньше в тех ситуациях, когда требовалось урезонить разбушевавшуюся толпу, первым делом обращались именно к преподобному отцу Уолшу. Иногда, правда, еще и к магистрату, но прежнего магистрата давно уже нет, а от нового трудно ожидать справедливого суда.
– Да при чем здесь колдовство! – в отчаянии выкрикнул Дэниел, пытаясь остановить толпу. – Это же самое настоящее убийство. Убийство жестокое и бессмысленное. И убийца – человек очень сильный. Вы же сами видите, как он убил преподобного отца. Тут никакого волшебства и не требовалось.
– А кому ж еще, кроме приспешников дьявола, могло понадобиться убивать Божьего человека? – спросил Гэбриел, обращаясь к толпе. И Дэниел не сумел найти должного ответа.
– Вы только поглядите, как они его на земле-то разложили – прямо распятие! – раздался из толпы чей-то голос. – Это ж издевательство и над нашей церковью, и надо всем, ради чего жил преподобный Уолш. Такое только те проклятые язычники сотворить могли.
– А все же, люди, прислушайтесь к моему сыну, он правильно говорит! – вдруг крикнул отец Дэниела, и того охватило чувство глубокой благодарности за этот сильный, хотя и одинокий, голос поддержки. – Разве ж у девушки хватит сил, чтоб такое сотворить? – И отец мотнул головой в сторону распростертого тела. – Нет, тут, по-моему, сынок той ведьмы постарался.
Сердце у Дэниела так подскочило, что он даже невольно охнул, а отец продолжал:
– У этого дьяволенка силы и свирепости хватает, это мы и раньше видели, а в помощниках у него демон, которого как раз многие заметили, когда он от дома Сэма Финча убегал. Так что это точно дело рук того дьяволенка, кого ж еще?
– Вот и я уж сколько времени вам твержу, – вставил Гэбриел, – что это он, а вовсе не я ваши вещи крал. Теперь-то уж вам должно быть ясно, что он не только в тех кражах виновен, но еще и в убийстве.
Дэниел бросился бежать, и голоса у него за спиной стали постепенно смолкать, к тому же их заглушал бешеный стук крови у него в ушах и висках. Он бежал, пытаясь заглушить собственные сомнения и зная лишь одно: ему нужно как можно скорее добраться до Сары. Так что он попросту не позволял себе искать ответ на тот вопрос, на который, как он понимал, ответа и нет.
Кто еще стал бы убивать Божьего человека?
* * *
Она шла по тропе, солнце светило ей в спину, и лицо у нее было безмятежно-спокойным. Если бы Дэниел знал хотя бы одно заклинание, хотя бы одно магическое слово, способное остановить ее, прежде чем все, что она любит и на что надеется, в мгновение ока будет сметено и уничтожено, он бы душу свою отдал за это волшебное слово, лишь бы избавить ее от невыносимой боли.
– Вот ты, оказывается, где! – воскликнула она, подходя к нему. Потом оглянулась, убедилась, что поблизости больше никого нет, и прибавила: – Муженек.
Потом она обвила руками его шею, и у него чуть сердце не разорвалось, столь искренним было это мимолетное проявление любви и радости.
