Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
- Ну? - спросил он, когда Есеня сунул голову в дверь.
- Ножик принес посмотреть.
- Заходи, - проворчал Жидята.
Есеня вынул нож из-за пазухи, развернул тряпицу и протянул его лавочнику. Жидята мельком глянул на его детище и поморщился.
- Сам делал?
Есеня кивнул.
- Оно и видно, - Жидята хотел уйти в лавку.
- Погоди. Ну посмотри поближе-то! - Есеня и вправду чуть не расплакался.
Жидята вздохнул и пожалел его: взял нож в руки и тронул лезвие пальцем. Он послушал, как звенит металл, попробовал его согнуть, погладил пальцами, словно слепой, пытающийся определить, что за предмет перед ним. Лицо его постепенно стало меняться - от равнодушия к изумлению, а потом - возмущению, и Жидята прошипел:
- Ты… Ты, сучонок косорукий! Ты понимаешь, какую отливку ты испортил? Где ты ее взял? Ты представляешь, каких денег она может стоить? Ты представляешь, что из нее можно было сделать, а? Отец знает?
Есеня кивнул.
- И что? Ты до сих пор жив? Где ты ее взял, отвечай!
- Я… - промямлил Есеня, - сам сделал…
- Как это?
- Ну, сам сварил.
- С Мудрословом, что ли? Не думал, что Мудрослов когда-нибудь найдет… Всю жизнь ищет…
- Не, я без Мудрослова, один…
Лицо Жидяты вдруг окаменело. Он посмотрел на нож, на Есеню, снова на нож и на всякий случай спросил:
- А ты не врешь?
- У меня еще одна есть, - Есеня полез за пазуху и выудил кусок металла.
Жидята ухватился за него, как неделю назад горшечница вцепилась в золотой, который ей протянул Есеня. Даже ногти побелели.
- Пошли, - коротко велел Жидята и быстрым шагом направился внутрь лавки.
Он смотрел на отливку через толстое стекло, он сделал срез и осторожно протравил его кислотой, он гладил ее и любовался ею, и Есеня, глядя на Жидяту, мог только глупо улыбаться. Жидята не улыбался. Наоборот, с каждой секундой лицо его становилось все мрачней.
- Сядь, - он указал пальцем на стул и тяжело вздохнул.
- Чего? - не понял Есеня и сел.
- Мальчик. Никогда никому не показывай этой отливки, слышишь? А лучше всего - переплавь ее в сковороду.
- Почему? - Есене снова захотелось расплакаться.
- Потому что. Если бы руки твои росли не из задницы, ты бы сделал клинок, за который любой из благородных отвалил бы тебе десяток золотых и был бы очень доволен сделкой. Такой булат привозили когда-то из дальних стран, и никто - никто! - не смог изготовить такого же. Теперь и из дальних стран его не привозят - говорят, рецепт утерян навсегда.
- Так я могу стать богатым?
- Нет. Погоди. Дослушай. Обладатели таких клинков вешают их на стены и оставляют рядом собак, чтобы никому не пришло в голову их украсть. Никакие драгоценные камни не могут сравниться с этими клинками. Не потому что они дороги, а потому что они - редкость, иметь которую почетно, понимаешь?
Есеня кивнул.
- Но это не главное, хотя никто бы не позволил тебе наводнить базар таким булатом. Сколько времени тебе понадобилось, чтобы добиться такого? Сколько отливок ты испортил, прежде чем у тебя получилось?
- Много… - Есеня пожал плечами.
- Я понимаю, что много. Сколько? Сто? Тысячу?
- Да не, штук пятнадцать, наверное…
- Что?
- Ну да, сначала чугун получался, потом получилось, как у Мудрослова. Но я же сто раз видел, как он это делает! Я давно хотел попробовать, думал, сразу получится…
- Мальчик, - Жидята закрыл лицо руками, - это… Уходи от меня, слышишь? Я знать тебя не хочу, понял?
- Чего?
- Убирайся! - Жидята встал и затопал ногами. - Убирайся прочь! Я не хочу этого видеть, я не хочу этого знать! Убирайся! Твой отец… не говори ему об этом, не показывай отливку никому, может быть тогда…
На глазах лавочника блеснули слезы.
- Жидята, я ничего не понял.
- Они уничтожат тебя! Они отберут у тебя… Как отобрали у твоего отца. Как у всех отбирают, даже малости отбирают, а такой талант… Они уничтожат тебя! Я не могу этого видеть! Я не желаю этого знать! Иди, гуляй, пей - только никогда больше не вари булата!
- Знаешь что? - Есеня посмотрел на лавочника с жалостью. - Ты, наверно, сумасшедший.
Он вышел из оружейной лавки, уверенный в том, что надо поучиться ковать булат, чтобы выходило не хуже, чем у отца.
Звягу и Сухана он встретил на краю рыбного ряда: те пытались продать живых раков. Надежды у них не было никакой - рядом стоял торговец с кипящим котлом и продавал раков вареных. Их изредка покупали. Живые раки не интересовали никого.
- О! Балуй! Ты здесь откуда? Мы думали, тебя стражники забрали. Или батя так прибил, что ты без сознания валяешься.
- Не, дело одно было. Чё вы тут стоите? Пока этот своих раков не продаст, он у вас ничего не купит. А это до вечера. Пошли в пивную, продадим хозяину - он возьмет по медяку за пяток.
- Дешево. Вон этот по медяку за штуку продает, - пожал плечами Звяга.
- Котел раздобудь, дров купи и продавай. По медяку.
- Правда, Звяга, надоело уже тут стоять, - согласился с Есеней Сухан. - Раки на солнце передохнут.
Они побросали раков обратно в ведро и направились к пивной. Как вдруг Есеня услышал:
- Ой, лишенько-о-о-о! Ой, детушки мои, детушки-и-и-и! Ой, украли, украли, все украли!
- Погодите-ка, - сказал он ребятам и протолкнулся в сторону, откуда раздавался крик.
- Все, все до медяшечки последней! Целый месяц работы! Чем я буду детушек теперь кормить! Мало я вдова горемычная, и за мужика и за бабу в семье…
Худенькая горшечница ломала руки, сидя на земле, и показывала прохожим обрезанный ремешок от кошелька. Есеня тряхнул головой - не сошел ли он с ума? Но в прошлый раз они встретили горемычную горшечницу у мясного ряда, а теперь она валялась в пыли у хлебного.
- Целый месяц! Целый месяц! - захлебывалась она. - Завтра за молоко надо деньги отдавать, шестеро детей у меня! Шестеро, и все есть просят! И мужика нету-у-у…
Какой-то толстый дядька сунул ей в руки серебреник и тут же исчез, словно застыдившись своего поступка. Серебреник пропал за корсажем так же быстро, как и появился. И тут до Есени дошло. Добрая женщина вложила в ладонь несчастной несколько медяков, а булочница, проходившая мимо, накинула ей на шею вязанку сушек и смахнула слезу со словами:
- Хоть этим деток порадуй.
Есеня стоял и смотрел на горшечницу. Он ни о чем не думал, не испытывал злости, но внутри что-то затвердевало, как остывающий металл, и тонкими нитями разбегалось от центра груди в стороны. Ему не было жалко золотого. Просто… из героя в собственных глазах он превратился в лопуха, которого обвели вокруг пальца. И если сейчас друзья посмеются над ним, то будут правы. И, наверное, стоило начать первому смеяться над собой, но Есене не хватило на это сил.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
