Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
Вскоре после своего четырнадцатого дня рождения Эллис пришел домой из школы и увидел, что мать тихо сидит перед своей картиной. Словно в церкви, когда люди стоят на коленях перед иконами, надеясь, что их молитвы будут услышаны. Он помнил, что не окликнул мать, испугавшись ее позы, устремленности в одну точку. Он пошел к себе наверх и всячески постарался выкинуть увиденное из головы.
Однако после этого он не мог не наблюдать за ней. Возвращаясь домой с покупками, она застывала, переводя дух, на крутых улицах, по которым раньше мчалась вихрем. Раньше она ужинала с аппетитом, а теперь лишь ковыряла еду вилкой, затем отправляла в холодильник, а позже – в мусорное ведро. Однажды в субботу, когда отец был на заседании книжного клуба, а Эллис делал уроки у себя в комнате, он услышал грохот посуды и побежал вниз, на кухню. Мать неподвижно лежала на полу, но, когда он бросился к ней, даже не подобрав сначала осколков, она схватила его за руку и сказала что-то странное:
– Ты ведь останешься в школе до восемнадцати лет, правда? И не перестанешь рисовать? Эллис? Посмотри на меня. Ты ведь…
– Да, да, – сказал он. – Да.
В ту ночь он попытался понять, что не так, по своим рисункам – старым и новым. Он сравнил портреты матери, сделанные год назад, с недавними, и разница бросилась ему в глаза – ведь он так хорошо знал ее лицо. Глаза на новых рисунках провалились, и свет, исходящий из них, был закатным, а не рассветным. Она похудела, виски запали, нос обозначился четче. Но сильней всего это проявлялось в ее прикосновениях и взгляде, потому что когда она видела или трогала его, то никак не хотела отпускать.
Назавтра он встал рано и отправился прямиком к Мейбл. Она мыла витрину и удивилась, что он пришел так рано:
– Майкл еще не выходил.
– Кажется, моя мама заболела, – сказал он.
Мейбл бросила витрину недомытой и отвезла его домой. Дверь открыла Дора, и Мейбл сказала ей:
– Он знает.
Отец пропадал из дома вечерами, и это никого не удивляло. Он сбегал от тяжелых ночей жены, бросая ее на попечение сына. Мейбл научила Эллиса азам готовки и уборки и составила для него меню с учетом остатков, которые шли в ирландское рагу. После школы Майкл шел вместе с Эллисом к нему домой, и они разводили в камине огонь, чтобы Дора не мерзла, и развлекали ее рассказами.
– Послушайте, – говорил Майкл, – вчера в лавку ворвалась миссис Копси и сказала (тут он начинал изображать миссис Копси): «Господи, миссис Райт, что это у вас такое лежит рядом с цветной капустой?» Мейбл ответила: «Это окра. Миссис Хан просила добавить ее к ассортименту». Миссис Копси: «Но у них есть своя лавка рядом с „Коопом“». Мейбл: «Но миссис Хан предпочитает покупать у меня». Миссис Копси: «Может, и так. Но знаете что, миссис Райт, если будете продавать мусор, на него слетятся мухи».
– Да не может быть! – воскликнула мать Эллиса.
– Еще как может. А потом она сказала: «Эти люди просто не умеют жить в Англии». А Мейбл ответила: «Так они же не англичане. И потом, двадцать лет назад вы ровно то же самое говорили про валлийцев. Доброго вам дня, миссис Копси, берегитесь мух!»
Майкл взял Дору за руку, и они принялись хохотать. Эллис запомнил, как благодарен был Майклу: он умел позаботиться о Доре естественно и ненавязчиво, как у самого Эллиса никогда не получалось. Он все время был начеку – не окажется ли прощание последним.
Болезнь быстро прогрессировала, и Эллис и Майкл всегда были готовы в краткие минуты ясности между пилюлями с морфином отвлечь мать какой-нибудь идеей…
– Я вот думал про цвет и свет, – говорил Майкл. – И подумал: может быть, это все, что в нас есть. Цвет и свет.
– Смотри, Дора. Эллис меня нарисовал. – Он показывал ей альбом. Дора тянулась к сыну, брала его за руку и говорила, какой он молодец, что так хорошо рисует.
– Не бросай, ладно? Обещай мне.
– Обещаю.
– Майкл, заставь его пообещать.
– Заставлю.
Через два месяца после того, как у Эллиса появились подозрения, мать забрали в больницу. Покидая дом, она сказала:
– Эллис, до свидания. Пожалуйста, не забывай мыться. И не забывай есть.
Больше он ее не видел.
Пустота в доме действовала на нервы. Ему никак не удавалось стряхнуть внезапный ужас, который охватывал его, когда занавески были задернуты. Иногда он чуял запах духов, которые не принадлежали матери, и от этого запаха его тошнило. В конце концов он собрал вещи и перебрался к Мейбл. Он так и не понял, заметил ли отец его исчезновение.
Работа в лавке по выходным отвлекала Эллиса и помогла восстановить аппетит. Но главным чудом было то, что о нем снова заботились. Он перестал сутулиться. Это было видно со стороны.
Они с Майклом были в лавке в тот день, когда Мейбл вернулась из больницы и сказала, что Дора умерла. Майкл убежал к себе, наверх, и Эллис хотел пойти за ним, но ноги не двигались – его на миг парализовало, и это был конец детства.
– Эллис? – окликнула Мейбл.
Он не мог говорить, не мог плакать. Он стоял, уставившись в пол, и пытался вспомнить, какого цвета были у матери глаза – искал опору хоть в чем-то. Но не мог. Лишь позже Майкл сказал ему, что глаза у нее были зеленые.
В день похорон они молча стояли у обеденного стола, готовя сэндвичи. Эллис мазал хлеб маслом, Мейбл клала начинку, Майкл резал. Единственный звук в комнате исходил от отца, который чистил свои рабочие ботинки. Гневный скрежет щетины по коже. Шорох тряпочки, которой отец наводил блеск, на фоне тиканья часов. Шум подъезжающего к дому катафалка.
В часовне Роуз-Хилл Эллис сидел на первом ряду, возле отца. Орган звучал слишком громко, а гроб матери казался чересчур маленьким. Эллис уловил тот самый запах духов, который иногда обнаруживал дома. Он повернулся – прямо позади него сидела женщина, крашеная блондинка с доброй улыбкой, она склонилась к нему и шепнула: «Не забывай, Эллис, ты нужен папе». Это заявление потрясло его не меньше, чем смерть матери. Он встал – так бессознательно, что сам удивился. Много лет спустя он решил, что в тот день, выбираясь из церкви под чужими взглядами и шепотками, израсходовал запас смелости, отпущенный ему на всю жизнь.
Он тормознул машину – водитель согласился подвезти его до реки, а потом сказал: «Гляди веселей, парень, ты будто с похорон едешь». Эллис ответил, что в самом деле едет с похорон и что хоронили его мать. «Господи Исусе», – воскликнул шофер и больше ничего не говорил. Довез его до шлюза в Иффли и сунул пятерку. Эллис спросил, зачем это, и водитель ответил: «Не знаю, бери и все».
Эллис перешел реку и пошел по бечевой тропе к купальням Лонг-Бриджес – их с Майклом любимому месту. Деревья уже сбросили осенний наряд, и должно было похолодать, но теплый не по сезону ветерок следовал за Эллисом до самого моста Доннингтон, собирая гусей и сбивая их в стаю для отлета.
У купален не было ни души. Эллис сел у ступенек, ведущих в воду. Крики уток, гудки поезда, плеск весел по воде: жизнь продолжалась. Эллис стал думать о том, когда опять станет жарко. Через час Майкл окликнул его с моста и помчался к нему. Когда Майкл приблизился, Эллис спросил:
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
