«Они кочевники, – дома у них из шерсти, они то останавливаются [табором], то отъезжают. Ты видишь их дома то в одном месте, то те же самые в другом месте, в соответствии с образом жизни кочевников и с их передвижением. И вот они в жалком состоянии. К тому же они, как блуждающие ослы, – не изъявляют покорности Аллаху, не обращаются к разуму и не поклоняются ничему, но называют своих старейшин „господами“. Когда кто-нибудь из них просит в чем-либо совета у своего главаря, он говорит ему: „Господи! Что я сделаю в таком-то и таком-то [деле]?“ Дела их [решаются] советом между ними. Однако, когда они сойдутся на чем-либо и решатся на это, приходит затем самый ничтожный из них и самый жалкий и отменяет то, на чем они уже сошлись»32.
Сексуальные нравы гуззов – и других племен – представляли собой поразительное сочетание свободы и дикости:
«Их женщины не закрываются ни от их мужчин, ни от посторонних, и женщина не закрывает также ничего из своего тела ни от кого из людей. Право же, как-то однажды мы остановились у [одного] человека из их числа. Мы сели, и жена этого человека [была] вместе с нами. И вот, разговаривая с нами, она раскрыла свой „фардж“ и почесала его, в то время как мы на нее смотрели. Мы же закрыли свои лица руками и сказали: „Господи, помилуй!“. Тогда муж ее засмеялся и сказал переводчику: „Скажи им: она открывает это в вашем присутствии, и вы видите его, а она охраняет его так, что к нему нет доступа. Это лучше, чем если бы она его закрывала и [вместе с тем] предоставляла пользоваться им“. Они [гуззы] не знают блуда. Но если относительно кого-либо они откроют какое-нибудь дело, то они разрывают его на две половины, а именно: они сужают промежуток [между] ветвями двух деревьев, потом привязывают его к веткам и пускают оба дерева, и находящийся при выпрямлении их разрывается»33.
Автор не говорит, распространяется ли наказание и на провинившуюся женщину. Позже, рассказывая о волжских булгарах, он описывает не менее дикий способ рассечения прелюбодеев топором от затылка до бедер; так наказывают и мужчину, и женщину. Ибн Фадлан с удивлением далее отмечает, что женщины булгаров при купании в реках не закрываются от мужчин и так же, как гуззы, не знают телесного стыда.
Что касается гомосексуализма, который в арабских странах воспринимался как само собой разумеющееся явление, то тюрки, по словам Ибн Фадлана, относились к нему как к страшному греху. Впрочем, доказательством этого у него служит всего один эпизод, когда соблазнитель «безбородого юнца» отделался штрафом в 400 овец.
Привычный к роскошным купальням Багдада, наш путешественник не мог выносить неопрятность тюрок. «Они не очищаются ни от экскрементов, ни от урины, и не омываются от половой нечистоты и не совершают ничего подобного. Они не имеют никакого дела с водой, особенно зимой». Когда предводитель войска гуззов снял свою роскошную парчовую одежду, чтобы надеть новую, преподнесенную в дар послами, они увидели на нем «куртку, – она распалась [лохмотьями] от грязи, так как правила их [таковы], что никто не снимает прилегающую к телу одежду, пока она не рассыплется на куски»34. Представители другого тюркского племени, башкиры, «бреют свои бороды и едят вшей. [Вот] один из них тщательно исследует швы своей куртки и разгрызает вшей своими зубами. Право же, был с нами один человек из их числа, уже принявший ислам и служивший у нас. Однажды я видел, как он поймал вошь в своей одежде, он раздавил ее своими ногтями, потом слизнул ее и сказал, когда увидел меня: „Прекрасно“»35.
