У Бреннана, очевидно, было, что сказать им всем. Поток горечи — резкие слова звучали лирично из-за интонации древнего Атлантийского языка — лился сквозь оскаленные зубы воина. Глаза Бреннана вспыхнули тем жутким металлическим серебряным цветом, когда он говорил, но только когда Алексиос увидел кровь, капающую со сжатых кулаков Бреннана, он понял, что воин все еще держал в руках острые метательные звездочки.
Бреннан казалось даже не замечал крови или боли, потому что продолжал разглагольствовать низким, хриплым голосом, теперь медленно повернувшись кругом, чтобы окинуть взглядом комнату и сжимающихся людей. Навязчивый рефрен[7]лился с его губ; все еще на древнеатлантийском, но конечно Алексиос понимал каждое слово. Это был, все-таки, их родной язык.
— Убить их. Убить их всех.
— Убить их немедленно.
Глава 5
Октябрь 1776,
прежние британские колонии
в Северной Америке
Джастис стоял, в молчании наблюдая еще довольно долгое время после того, как пыль, поднятая копытами лошади, осела на каменистую почву. Последние лучи закатного солнца отбрасывали бледную мерцающую дорожку, как будто сама Матушка-Природа давала свое благословение, одобряя вести всадника.
Независимость.
Началом которой, по всей видимости, был ранний июль — то время, когда эти безрассудные и безумно храбрые люди объявили себя свободными от британского правления. Свободными от гнета далекой монархии. Свободными в борьбе за свое существование на земле, наполненной всеми известными и неизвестными опасностями. Конечно, после они зашли бы слишком далеко и попытались завоевать тех, кто жил на этих землях еще до того, как вновь прибывшие высадились на дальний берег.
Схема никогда не менялась. Сражение и завоевание. Победа или поражение. Мир был призрачной иллюзией, о которой мечтали только сумасшедшие.
— Мы знали, что это случится, — сказал Вэн, приближаясь, чтобы стать возле него. — Черт возьми, если мне не нравятся эти колонисты. Сила воли и смелость. Но, я думаю, что и местным жителям есть, что сказать. Особенно их лидеру Иллини. Он — хороший, сдержанный человек, но не отступит без борьбы.
Джастис вздохнул.
— Ты не ошибся. Но все-таки, я хотел бы, чтобы все было по-другому. И он повернулся, чтобы с неверием посмотреть на принца Атлантиды, на голове которого красовалась шапка из енота. — А может, сила воли и крупа?
Вэн фыркнул.
— Смелость, не крупа. Попытайся мыслить более высокими категориями, — ему нравилось сливаться с местным населением; теперь он маскировался под охотника за мехами. Джастис ухмыльнулся, вспомнив как велико было разочарование Вэна, когда он узнал, что в эти дни в Риме никто уже не носит тоги.
— Смелость — синоним храбрости. Многие из этих мужчин стали бы хорошими воинами, если бы решили выступить против оборотней и вампиров.
— Смелость или нет, оружие и желудки, полные бобов, не помогут им в борьбе с тем гнездом вампов, — ответил Джастис. — И нет, я все еще не хочу носить шапку, сделанную из мертвого животного, так что можешь меня больше не спрашивать.
— Прекрасно, продолжай свое ужасно скучное существование. Так или иначе, ты больше похож на аборигена, чем на французского ловца.
Это действительно было так. Из-за косы до пояса его принимали за местного или даже хуже — некоторое узколобые считали его метисом. На это ему любезно указывала реакция большинства… Но душистые обитатели нескольких деревушек не приставали к нему.
Лишь один или два смельчака рискнули прокомментировать длину его волос. Но потом они замечали потрёпанную рукоятку меча, вложенного в ножны за спиной. А возможно они просто видели в его глазах обещание неминуемой смерти.
В любом случае, ни один из них уже никогда не отважится на второй комментарий.
Джастис считал чистым лицемерием другое значение своего имени — хищник. Но, с другой стороны, самосознание было просто более просвещенным видом свободы. Если учитывать то, что свободу вправе оспорить одна лишь клятва — служить мечом, тяжёлым трудом и душой — морскому богу.
— Представь себе, как бы отреагировал Посейдон, если бы Атлантийцы подписали Декларацию независимости, — иронично сказал он.
Рот Вэна приоткрылся, а затем он откинул голову назад и захохотал так громко и сильно, что это встревожило лошадей.
— Почему опять лошади? Когда мы можем путешествовать туманом, не прикладывая столько усилий? — Джастис намеренно отступил на несколько шагов назад. — Не говоря уже о том, что вони было бы намного меньше.
— Вампиры не ожидают большого сопротивления от кучки ловцов меха, — ответил Вэн. — Я думаю, что они изменят свое мнение, когда группа необычных людей вдруг материализуется среди них.
— По крайней мере, в нашем распоряжении элемент неожиданности, — снова произнес Джастис. Он знал, что проиграл спор. Снова.
— О, они будут удивлены. Для любого было бы неожиданностью узнать, что такой симпатичный паренек, как ты, в действительности знает, как использовать этот меч. Сказав на прощанье эту колкость, Вэн, все еще хихикая, ушел обратно к походному костру, чтобы присоединиться к другим.
Джастис не смог сдержать улыбку. Вэн был именно таким, каким должен быть старший брат. Очень плохо, что все они сгниют в самом последнем из девяти кругов ада прежде, чем кто-либо узнает, что он действительно брат Джастиса.
Его усмешка угасла прежде, чем получила шанс превратиться в настоящую улыбку. Больше, чем о чем-либо, он мечтал о том, что у него когда-нибудь будет семья.
Наловив, приготовив и съев большую часть обеда, если не брать во внимание Бастиена с его шестой или седьмой порцией добавки, Джастис устроился рядом с костром, ожидая пока полностью стемнеет. Не зная, где логово вампиров, лучшие из тех, к кому обратились за помощью, вынуждены были ожидать, пока те восстанут и пойдут на кровавую охоту. Маленький город, который уже слишком долго служил вампирам местом кормёжки, располагался неподалёку.
Жажда крови этих вампиров была насколько неуемной, что привлекла внимание Атлантийцев даже больше, чем обычно. В отличие от большинства вампирских групп, которые оставались маленькими из-за врожденной несклонности кровопийц ко всякого рода преданности или поклонения какой бы то ни было власти, эта, если верить слухам, была огромной. Возможно, даже сотни вампиров, и все в одном месте.
Некоторые говорили, что у их лидера имеется особенное оружие. Драгоценный камень, способный разрушить их собственный вид и обладающий достаточно сильным устрашающим эффектом, чтобы заставить даже самого смелого из них оставить его в покое. Здесь истории и сплетни старались распространиться со скоростью света, но Конлан хотел, чтобы они занялись расследованием. Пребывая здесь, они ночевали под открытым небом как настоящие колонисты.