Первым отложившимся в памяти подарком моего немецкого дедушки был сборник «Сказки Андерсена» на немецком языке. Книжка с отваливающейся обложкой и пожелтевшими зачитанными страницами до сих пор стоит у меня на полке. Оглядываясь назад, я понимаю, что дед решил подарить мне более милосердные датские истории Ганса Христиана Андерсена вместо их мрачного немецкого эквивалента (хотя это, скорее всего, произошло по чистой случайности). Нельзя, конечно, назвать сказки Андерсена веселыми или оптимистичными — «Русалочка» исполнена чистейшего садизма, — но они затрагивают излюбленные детьми темы: романтические приключения и магические задания, превращения и разоблачение, борьбу невинности со злом. В то время как сказки братьев Гримм изображают настоящие кошмары и жестокость по отношению к беззащитным детям. На форзаце книги дедушка написал карандашом: «Любимой внученьке, Рождество 1949». Краткость и выразительность надписи до сих пор трогают меня до слез. По-моему, родители никогда не называли меня «любимой». Я знаю, что дедушка очень любил меня, мы признали друг в друге родственные души с первой же встречи в Гамбурге в 1947 году, за несколько дней до моего седьмого дня рождения. Ора[2] не был похож ни на кого из семьи. Чуждый условностям, остроумный, любитель книг, он всего в жизни добился сам, был очень начитан и обладал ярко выраженной индивидуальностью. Я мечтала вырасти такой, как Ора, и он тоже на это надеялся.
Другие книги, которые родители Евы читали вслух, пока девочки не умели читать сами, имели такой же не то дразнящий, не то запугивающий характер. Чудовищный Struwwelpeter («Лохматый Петер») с подзаголовком «Веселые истории и забавные картинки» в своем роде уникален. Это сборник смешных (для немцев, по кравшей мере) стихотворений, принадлежащих перу писателя Генриха Гофмана. Никакой связи с фотографом Гитлера — он работал во Франкфурте «врачом в приюте для душевнобольных», кем-то вроде современного психотерапевта. Свою книжку он написал в декабре 1844 года в качестве рождественского подарка маленькому сынишке, будучи уверен, что «сочиненная экспромтом смешная история успокоит маленького антагониста (здесь имеется в виду ребенок, а не душевнобольной), осушит его слезы и позволит врачевателю выполнить свой долг. Книгу переплели, положили под елку, и она оказала на мальчика точно такое действие, как я и ожидал».
Struwwelpeter в нескладных виршах описывает несколько жутких наказаний, ждущих детишек за их обычные детские провинности. Девочка, играющая со спичками, сгорает дотла, мальчику огромные ножницы отрезают палец, чтобы не сосал, а мальчик, который не любит суп, умирает от голода. Нет необходимости проводить параллели с будущим. Книга удовлетворяет естественный интерес ребенка ко всему гротескному, необычному, страшному и безумному, а заодно стимулирует его собственные фантазии о садизме и разрушении. Как бы там ни было, в каждой немецкой семье ее зачитывали до дыр. Сестры Браун, как и моя мать, и их, должны были прийти к выводу, что растут в чуждом милосердию мире.
И Ева и Гитлер любили книжку в стихах с картинками «Макс и Мориц» про двух маленьких безобразников, написанную южногерманским художником, карикатуристом и поэтом по имени Вильгельм Буш. На первый взгляд его истории кажутся этакими благочинными крючками, на которые можно вешать нравоучения, но это лишь уловка, чтобы сделать их приемлемыми для родителей. На самом деле перед нами похвалы двум противным мальчишкам, способным играючи наносить увечья. Девочки Браун приходили в восторг от стихов Вильгельма Буша, не говоря уже о картинках, где толстая крестьянка в фартуке и деревянных башмаках в бессильной ярости созерцает своих драгоценных кур, ощипанных и подвешенных за клювы на бельевой веревке, или где старик в ночном колпаке обнаруживает, что его пышные пуховые перины набиты навозными жуками. Ева, надо полагать, хохотала. Мы с мамой тоже. Замешательство высокомерных взрослых действительно смешно.
Став постарше, Ева и ее сестры прочли «Хайди» Иоганны Спири, приторную историю о девочке-сиротке, живущей с дедушкой в горной швейцарской деревушке, очень похожей на те, что девочки Браун видели в Баварских Альпах. И еще «Бэмби» Феликса Зальтена, австрийского писателя еврейских кровей. Это книга об олененке, который с самого рождения познает безжалостность природы и человека. Как раз такого рода сентиментальные истории нравились Еве. «Бэмби» — гимн закону джунглей и выживанию сильного, но в нем можно усмотреть и политическую аллегорию притеснения евреев в Европе. По крайней мере, так считали нацисты. Поэтому в 1936 году книга была запрещена.
В отрочестве Ева пристрастилась к рассказам популярного немецкого автора Карла Мая о приключениях на Диком Западе. (Мальчишкой Гитлер тоже обожал эти истории.) Как ни странно, она также была поклонницей Оскара Уайльда. С ее растущей склонностью к мелодраме и флирту, она, вероятно, воображала себя Саломеей, очаровывающей злодея Ирода. Декадентские декорации «Саломеи» и лежащая в ее основе тема обретения власти через наслаждение, роскошь и жестокость словно предвещали судьбу самой Евы. Как бывает со всеми впечатлительными детьми, в потаенном уголке души она хранила яркие выразительные слова услышанных песен и прочитанных книг. Всю дальнейшую жизнь они питали ее воображение и во многом определяли восприятие окружающих людей — в первую очередь господина Вольфа.
Глава 4
Скучные уроки и веселые игры
Когда Первая мировая война окончилась, все клялись, что это была последняя война на свете. Больше войны не будет. Никогда. Для Франциски с детьми, в отличие от многих других немецких семей, она прошла сравнительно безболезненно. Фритц снова находился дома, без телесных повреждений, правда, с глубокими психологическими травмами, которые вскоре нарушили гармонию в семье Браун. Он был призван в баварскую армию как офицер запаса, а вернулся лейтенантом. Его жена и дочки провели военные годы в безопасности, не испытывая чрезмерных лишений. А вот на долю Фритца выпали страх, холод и разбитые мечты. Он был измучен зрелищем бессмысленной кровопролитной бойни. Его скверное состояние духа отражало настроение всей Германии, потерпевшей крушение своих военных амбиций, унижение империи. Но ему повезло уйти с фландрийского фронта более или менее целым. В 1919 году он пришел домой, надеясь провести остаток жизни в мире и семейном уюте. И, в каком-то смысле, мир он обрел. Дорогостоящий, шаткий мир, навязанный карательным Версальским договором обиженному, недовольному народу.
Война унесла два с половиной миллиона жизней и оставила за собой четыре миллиона раненых, потрясла и деморализовала Германию. Старые устои рухнули, и в ноябре 1918 года кайзер Вильгельм II, последний из династии Гогенцоллернов, отрекся от престола. Германия была объявлена республикой, но упадок продолжался. Война породила целое поколение старых дев, которые, оставив надежду стать женами и матерями, подались на работу. Многие безработные мужчины крайне враждебно относились к таким женщинам, считая, что те занимают их рабочие места. Их мир изменился, новые порядки задевали их мужскую гордость. В такой гнетущей обстановке общество трещало по швам, не говоря уже о семьях.
