Первые четыре дня его пребывания с нами мы проходили очень интенсивную программу тренировок вне льда, в нее входило много плиометрических (т. е., требующих резкого напряжения мышц) прыжков через препятствия. Наконец, я сказал ему: «Дмитрий, зачем ты это делаешь! Это же тяжело, с твоим-то коленом». Он ответил: «Я постоянно принимаю антивоспалительное средство, чтобы колено не беспокоило». Я говорю: «Почему ты не сказал мне об этом?». А он отвечает: «Потому что я только-только приехал. Все остальные уже полтора месяца, как тренируются. Я не хочу быть исключением». Я привел его к врачу, и врач сильно удивился, что Дмитрий пытался делать эти прыжковые упражнения. Поэтому теперь, когда мы прыгаем или делаем что-либо подобное, он занимается с тяжестями. За исключением этого пункта, он занимается по общей программе.
Но мне он ничего не говорит — вот такой он человек. Он не подойдет и не скажет, мол, я не могу это делать. Он просто выжимал из своего колена все, до последнего. Он говорил: «Кататься-то мне относительно легко, вот ходить тяжело — колено опухает и болит». И все же, его мобильность ограничена и односторонне. Но видно, что он умело выходит из положения — он сам направляет соперника в нужную ему сторону. Он владеет всеми этими приемами и навыками, которые приобретаешь, играя столь долго. Иногда, правда, он срывается на бег наперегонки и не может выиграть, потому что подвижность и быстрота уже не те, что были в молодости. Я видел его в самом начале его карьеры, когда он играл за сборную России на Олимпиаде 1992 г. И Дмитрий, и Игорь Королев играли против нас в том турнире и в первых же разговорах со мной напомнили о золотом матче, который они выиграли, оставив нас вторыми. Так что, я их знал «с детского возраста», и Дмитрий — настоящий боец и великий спортсмен. Когда видишь, как он блокирует удар, под который никто другой и не рискнет броситься, это — что-то. И он уже привнес изменения в нашу команду: я вижу, что некоторые из молодых игроков под влиянием Дмитрия стали выкладываться больше.
Что касается Игоря, его семья живет в Торонто, у него есть канадский паспорт. Как россиянин с канадским паспортом, он может играть за нас в качестве нелегионера. Его семья собирается оставаться в Канаде и приезжать к нему время от времени. В НХЛ Игорь играл и в центре, и на фланге, он — универсал. У него была вполне приличная статистика, он из тех парней, которые прибавляют мощи атаке своей команды. Глядя на его цифры — 14, 15, 16 голов за сезон — можно подумать, что среди них, должно быть, есть голы очень важные для его команды. Кроме того, он — центр сдерживающего звена, и может сыграть против любого, выполняя оборонительную работу. Настоящий парень с характером. В прошлом году он играл за Ярославль и причиной, по которой я так сильно хотел его видеть в своей команде, была рекомендация от Пола Хенри, давнишнего скаута сборной Канады, еще со времен моей работы в ней. В прошлом году, во время локаута, Пол работал спортивным психологом в Ярославле. Он очень хорошо знает Николая Антропова из Мэйпл Ливз, поэтому во время локаута, когда Антропов играл за Ярославль, Пол действительно помог ему выступать. Пол сказал мне: «Ты должен заполучить Королева, потому что этот парень невероятно хорош». Он сказал, что во время тренировок Игорь выполнял всю переводческую работу для финского тренера команды. Он рассказал, как хорош Игорь на вбрасывании, как упорно он бьется за место в составе и как здорово сыграл в плей-офф. Поэтому я спорил до синевы, утверждая, что нам нужен Игорь, но никак не мог убедить наше руководство.
Все изменилось за пару месяцев. Игорь должен был появиться в Ярославле только в начале августа — и это вызвало недовольство Владимира Юрзинова, который тренировал команду. Он хотел, чтобы все хоккеисты были на месте одновременно, без исключений. Затем получилось так, что из-за визовых проволочек Игорь задержался еще дольше и появился еще позже. Видимо, для Юрзинова это было уже слишком. Поэтому агент Игоря, Марк Гандлер, неожиданно позвонил мне и сказал: «Там слишком много шума по этому поводу и я не думаю, что Игорю следует ехать туда». С Марком я разговаривал все лето, и он знал о моих мыслях насчет Королева. Поэтому он спросил: «Можешь поговорить со своим менеджментом еще раз?». В тот момент наш тренировочный сбор был в разгаре, и я видел, что глубина состава в центре может стать для нас проблемой. Даже с Королевым у нас оставался дефицит в центре, и это было очевидно всем, поэтому в этот раз они сказали: «Отлично, цена хорошая, подписываем Королева». Я был рад, как никогда! Не мог дождаться его приезда! Совершенно неожиданно все изменилось. Мы получили Юшкевича, а через два дня — еще и Королев приехал. Просто манна небесная.
8 августа
Я делаю пробежки каждый день. На прошлой неделе, когда мы были в Уфе, исполнилось ровно 18 лет, как я бегаю, не пропустив ни единого дня. Cейчас многие люди, которые занимаются бегом, всерьез говорят, что бегают ежедневно. Но я говорю это буквально. Я бегал, будучи простуженным или подхватив грипп. Я бегал при +30 градусах на улице, и при -30. Я бегал в тот день, когда мне удалили карциному на лице (после того, как врач сказал мне, что не следует этого делать, и я реально не мог). Я бегал, когда в Коламбусе мне сломали ребра, и в тот день я был как никогда близок к тому, чтобы пропустить, потому что было очень больно. Но врач дал мне на ночь морфина и на следующий день я сказал Линде: «Ничего не чувствую». Она в течение нескольких часов пыталась отговорить меня и, в конце концов, пошла на компромисс, выйдя на пробежку вместе со мной. Скрючившись, как старик, я ковылял по дороге, но с глупым упрямством совершил-таки свою пробежку и в этот день. На следующий день мне было дико больно, я попросил Линду обвязать мне туловище, чтобы я не мог слишком глубоко вдыхать, и бегал таким образом, через боль, в течение 3–4 недель. У меня были шпоры в пятках. У меня были все болезни, как и у всех других людей, но я просто так хочу и так поступаю.
Я начал бегать летом 1987 г в Калгари, в предолимпийский сезон. Джордж Кингстон, мой друг и помощник в олимпийской команде 1984 года, бегал постоянно, редко пропуская день. В тот год мы начали бегать вместе, отправляясь в длинные пробежки по 15–20 километров, которые мы рассматривали как легкий разминочный бег. В те моменты я, бывало, думал про себя — когда же мы повернем обратно? А 1 августа того года я решил себя проверить — смогу ли я бегать каждый день в течение целого календарного года. Я хотел сделать это для себя и хотел подать пример хоккеистам, чтобы, слыша мои разговоры о поддержании формы и выполняя изнурительные наземные упражнения, они знали, что я и сам тоже упорно работаю. Таким образом, я пробегал целый год и затем решил: «Не брошу. Буду продолжать». Мне нравится бегать. Моей жене удивительно как я встаю по утрам и выскакиваю за дверь, накинув спортивный костюм и кроссовки. Я считаю, что бег дает лечебный эффект. У меня бывали невероятные пробежки и я видел невероятные вещи за многие годы занятий бегом, включая мой участок проноса олимпийского огня в Олд Коуве, провинция Нова Скотия, под дождем, перед началом Олимпиады-88.
Я считаю также, что собственное стремление к поддержанию формы помогает устанавливать доверие. Я не прошу своих хоккеистов делать что-либо для обретения формы, чего я не готов делать сам. С некоторыми игроками такая философия дает результат. Другие впечатляются меньше. Многие думают, что я сошел с ума. Некоторые полагают, что я слишком целенаправлен. Они говорят: «Вот еще один пример человека, который никогда не расслабляется». Но я считаю, что мое поведение влияло на нашу команду в 1987-88 г.г. — потому что ни один хоккеист не высказал недовольства по поводу того, как много мы работали в тот год.
