Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
23 октября 1923 года Лени вышла на сцену в Мюнхене. Зрителей было совсем немного, да и те пришли по контрамаркам, так что в финансовом отношении концерт был провальным, однако девушка была счастлива танцевать и перед такой малочисленной публикой. Сбывалась ее мечта! Она с трудом дождалась первых звуков музыки и мгновенно выпорхнула на сцену. Лени исполнила несколько номеров – «Вальс-каприс» «Летний танец», «Этюд, навеянный гавотом» – в конце зрители уже пересели со своих мест на первые ряды и шумно аплодировали. На следующее же утро в городских газетах появились первые заметки о восходящей звезде Лени Рифеншталь, пророчившие ей грандиозный успех.
27 октября состоялся концерт в Берлине. В качестве одного из гостей на нем присутствовал Макс Рейнхардт – известнейший театральный режиссер и продюсер. В этот раз зал был полон, хотя Лени волновал лишь один зритель, сидевший в 7-м ряду – ее отец. Только для него одного она танцевала сегодня. Танцевала, как никогда до этого. На черном фоне сцены она, в серебристом трико и накинутом на плечи шифоновым бирюзовым отрезом, повторявшим ее малейшее движение, казалась фантастическим созданием. Закончив выступление, Лени вышла на поклон и обомлела – ей стоя аплодировал весь зал. Оглушительными овациями публика проводила ее за кулисы. Лени торжествовала. Через некоторое время в гримерку к ней постучался взволнованный отец. Девушка, несмотря на адскую усталость, встретила отца в радостном возбуждении, ей не терпелось знать его реакцию.
– Лени, ты была чудесна! Теперь я в тебя верю, – растроганно произнес Альфред Рифеншталь и крепко поцеловал упрямую дочь, обняв за плечи. Лени спрятала за его спиной довольную улыбку:
– Да, папа, теперь ты можешь мной гордиться, правда?
В машине по дороге домой Лени ехала с закрытыми глазами. Перед ее внутренним взором стояла сцена, где она кружилась, чуть ли не паря в воздухе, в танце. В ушах не стихал звук аплодисментов, а по лицу блуждала тихая счастливая улыбка. Да, теперь она была по-настоящему счастлива!
Берлинские газеты наутро пестрели восторженными заметками о новом открытии – фройляйн Лени Рифеншталь. Была в статьях и критика ее выступления, отмечалось, что пыл и амбиции, с которыми танцовщица бралась за номера, не всегда соответствовали ее техническим возможностям. Впрочем, Лени выхватывала из череды букв только те абзацы, где строгие критики пели ей дифирамбы, сравнивая ее стиль с откровением и называя ее великой танцовщицей, рождающейся раз в тысячу лет.
Со всех сторон сразу посыпались многочисленные предложения ангажемента. Окрыленная успехом девушка без разбора соглашалась выступать в любых городах и на любых сценах. Теперь на нее приходили полные залы почитателей. Шесть вечеров она танцевала по приглашению Рейнхардта в его Немецком театре, и несколько выступлений состоялось в его же Камерном театре. Затем весь ноябрь, декабрь и январь Лени вместе с матерью провела на гастролях в Германии – Франкфурт, Кельн, Лейпциг, Дрезден, Дюссельдорф, Штеттин, Киль; в Швейцарии, Австрии и Чехии – и везде ее ждало признание и шквал заслуженных аплодисментов. За каждый концерт она получала 500—1000 новых марок, что по тем временам было огромной суммой. Жизнь ее завертелась как в калейдоскопе. Фантастический ритм работы заставлял выкладываться на репетициях между выступлениями, а на сцене она танцевала одна, исполняя подчас по 14 номеров. В антракте Лени в полном изнеможении и, обливаясь потом, падала на кушетку, не в силах издать ни звука. Но, как и прежде, все, что она хотела дальше в своей жизни – это танцевать. Ее не смогли прельстить даже предложения сняться в кино, хотя девушка была очарована кинематографом с 10 лет. Отвергнуть, однако, одно из предложений было особенно трудно: Артур Робинсон видел ее в главной роли – танцовщицы – в фильме «Пьетро-корсар». За роль предлагался сумасшедший гонорар в 30 тысяч марок. Лени согласилась сняться в пробной сцене, но потом с тяжелым сердцем все же сказала «нет».
В феврале 1924 года поступило предложение о гастролях в Цюрихе, Париже и Лондоне. Мать не смогла сопровождать дочь, и Лени отправилась в поездку вместе с подругой Гертой. В Цюрихе объявился Гарри Зокаль, предложивший встретиться. Его номер в гостинице оказался по соседству с номером Лени. Однажды поздно вечером Гарри постучал в ее дверь.
– Лени, нам нужно поговорить.
– Ах, Гарри. Я совершенно выбилась из сил. Твой разговор не может подождать до завтра?
– Лени, нет, мне нужно с тобой обязательно поговорить, – все настойчивее стучал Гарри.
– Гарри, я, правда, очень устала. Поговорим завтра, хорошо?
– Черт возьми, Лени! Я больше не могу! – внезапно он яростно забарабанил кулаками в дверь. – Ну, просто посиди со мной в номере!
– Гарри, пожалуйста, будь благоразумен, я ведь никогда не смогу сделать тебя счастливым!
– Ты должна-должна открыть мне! – срывался он на крик. – Я хочу поговорить! Если ты не откроешь мне, я… я не знаю, что сделаю! Я застрелюсь! Лени!
Девушка в ужасе молчала, боясь, что любое ее слово только сильнее распалит охваченного страстным желанием обладать ею Зокаля. Он еще несколько минут стучал в дверь, уговаривая ее открыть ему, но она осталась непреклонной. Когда в коридоре воцарилась тишина, Лени осторожно повернула замок и выглянула – Зокаля нигде не было. На цыпочках она спустилась вниз, в номер Герты, и осталась там до утра. В 11 в дверь снова постучали – швейцар принес записку с извинениями от Гарри: «Обещаю впредь больше не досаждать своим назойливым вниманием. Все, что я хочу – это доставлять тебе радость, подтверждением чему служат твои гастроли в Париже и Лондоне…». У Лени потемнело в глазах. Значит, все эти приглашения выступить – всего лишь услуга со стороны Гарри?! Значит, вся ее гордость от того, что она станет первой немецкой танцовщицей, выступающей после войны в Париже, беспочвенна?! Боже, какое разочарование! Девушка дрожащими от возмущения руками продолжила читать сообщение Зокаля: «Так как у тебя нет одежды, чтобы достойно выглядеть, я распорядился доставить несколько вещей сегодня в гостиницу. Выбери то, что понравится…». И словно по мановению волшебной палочки в дверь снова постучали и посыльный внес полную охапку меховых манто. Лени стояла в совершенном изумлении. Квитанции пришлось подписать Герте. Глядя на сказочные меха, Лени с отвращением представляла, что если она примет предложение Зокаля, ей придется прикидываться влюбленной. Нет, этого она не могла вынести!
– Герта, мы едем в Берлин!
Подруга удивленно посмотрела на нее, но допытываться о причинах такого поспешного решения не стала. На прощание Лени оставила Зокалю записку: «Гарри, большое спасибо за все, что ты сделал для меня. Я очень тронута. К сожалению, не могу принять твое предложение. Надеюсь, это не обидит тебя, и мы сможем остаться хорошими друзьями. Лени».
С облегчением Лени покинула гостиницу и уже в поезде призналась до сих пор молчавшей Герте:
– Ты не представляешь, какое счастье снова стать свободным человеком!
Из Берлина Лени поехала в Прагу. Там, в зале, где до нее танцевала только русская жемчужина балета Анна Павлова, – должен был состояться ее концерт. Билеты раскупили все до единого. Выступление, как и везде, произвело фурор. Лени была в ударе. Выполняя высокий прыжок, она вдруг почувствовала натяжение и резкую боль в колене, кое-как дотанцевав до конца представления, девушка в ужасе ощупывала ногу. Не хватало ей еще травмы! Сделав на ночь солевую ванну, она легла спать. Раньше Лени уже несколько раз ломала лодыжки – поскользнулась на улице, а в другой раз – дома, неудачно оступилась. Но она быстро вернулась к репетициям и тренировкам, с трудом перенося вынужденный простой.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
