Кто по-французски совершенно Мог изъясняться и писать. Слегка мазурку танцевать И кланяться непринужденно. То про такого свет решил. Что он умен и очень мил[84] —
следовательно, понятно, что милое невежество молодого графа нисколько не помешало ему в свете»[85].
Если учесть, что идет речь о юном гвардейском прапорщике — этот первый офицерский чин Михаил получил 4 апреля 1787 года, — которому, как начинающему офицеру, следовало бы денно и нощно постигать азы службы, то характеристика звучит более нежели оригинально. Но вряд ли автор очерка особо погрешил против истины — свидетельством тому может быть следующий исторический анекдот: «Служа в Измайловском полку прапорщиком, Милорадович услышал, что одного из товарищей его называют лучшим танцором. Милорадович сказался больным, заперся в своей комнате, нанял первого балетмейстера того времени и не выезжал со двора, пока не превзошел в танцах своего соперника»[86]. Забавно!
А вот анекдотов про ревностное отношение Милорадовича к службе на тот период почему-то не сохранилось…
Однако «…было бы слишком поверхностным смотреть на танцы, единственно, как на простое препровождение времени. В педагогическом отношении танцы не менее, если не более, нужны, чем простая гимнастика. Танцами развивается то, что никакая иная гимнастика дать не может: умение стоять, держать руки, сидеть и ходить по-человечески… Преподавание танцев служит лучшим средством к развитию тела, для поддержания физической и духовной стороны человека в постоянно здоровом и нормальном состоянии. Развивая силу и ловкость, танцы, как и гимнастика, тем самым оказывают благотворное влияние и на духовную сторону человека: они поддерживают спокойное расположение духа, вселяют бодрость, смелость, предприимчивость»[87].
И еще одна легенда — впрочем, ничем не подтвержденная: «Возвратясь при Екатерине из-за границы, он заказал себе триста шестьдесят пять фраков; все тогдашние щеголи напали на него, и он уехал в малороссийскую свою деревню»[88].
Общественный статус гвардейского офицера был тогда чрезвычайно высок. Вот что писал однополчанин Милорадовича Е.Ф. Комаровский[89]: «Ко мне подошел гофмаршал князь Ф.С. Барятинский и сказал мне:
— Вы можете остаться обедать за столом императрицы.
Сие мне было очень приятно. Какой шаг давал в царствование императрицы чин гвардии офицера! Я был тогда наравне со всеми, и мой полковой командир И.И. Арбенев, который в сержантском моем чине не хотел и знать меня, теперь обедает за одним со мной столом, и у кого же — у российской императрицы. После обеда он первый подошел ко мне и просил меня ездить к нему запросто на обед или на вечер, как я хочу»[90].
Кстати, одновременно с Милорадовичем в полку служили известные впоследствии военачальники, герои Отечественной войны 1812 года А.Н. Бахметев[91] и А.А. Бибиков[92], будущие знаменитые государственные деятели А.Д. Балашов[93] и В.В. Ханыков[94], братья С.Л. и В.Л. Пушкины — отец и дядя великого поэта, и многие другие…
Квартировал полк на левом берегу реки Фонтанки, в Измайловской слободе. Здесь «…каждая рота поместилась на особой улице, получившей наименование номера роты. Люди размещены были в просторных светлицах»[95].
«В заботливости своей о гвардии император Петр III задумал построить вместо деревянных светлиц — каменные казармы»[96], но не успел. В 1766 году Екатерина II подписала указ, чтобы «Лейб-Гвардии полкам вместо нынешних деревянных светлиц построить каменные домы»[97], да только и тут не сбылось, так что в каменные здания измайловцы перебрались только при Александре I.
Для полноты картины уточним, что в то время «…у гвардейцев сохранились мундиры без лацканов, отличающиеся цветом воротника по полкам: в Преображенском полку воротник был красный, в Семеновском — светло-синий, в Измайловском — зеленый; в двух последних с 1786 года появилась красная выпушка по краю воротника…
На левом плече мундира нижние чины носили погон с бахромой и вензелем Екатерины: …в Измайловском [полку] погон желтый, вензель красный»[98].
Существовавшие в то время штаты гвардейской пехоты были утверждены еще Петром III, 13 марта 1762 года. (Интересно, что сколь бы ни обвиняли этого несчастного императора во всех грехах и откровенном слабоумии, а также в том, что вся его деятельность носила антироссийский характер, но именно он во многом определил направления и внутренней, и внешней политики Екатерины II.) Согласно этому штату, пешие полки гвардии были «переформированы в двухбатальонные из одной гренадерской и пяти мушкетерских рот в каждом… В гренадерских ротах положено иметь по 179 человек, в мушкетерских по 146; в полку всего 1857 человек с нестроевыми»[99].
