Генерал П.Н. Краснов неоднократно выступал со своими проектами решения казачьего вопроса в России (особенно на Дону), и, хотя эти предложения были заведомо невыполнимыми, они только усиливали его популярность среди простых казаков-эмигрантов, измученных лишениями и страданиями на чужбине. „Если казаки, — рассказывает об одном из таких предложений, изложенных П.Н. Красновым в очередном открытом письме от 17 октября 1921 года, умеренный казак И. Лунченков, — всецело доверятся ему и „низложат“ Богаевского, передав власть ему, Краснову, то он обещает в течение двух месяцев со дня вступления в атаманство возвратить всю казачью массу к родным станицам. И, раззадоривая истосковавшихся людей, приподнимает чуть-чуть завесу своей тайны — у него, Краснова, уже заключен договор с Северо- Американскими Соединенными Штатами, по каковому Америка немедленно вступает в переговоры с Советской Россией об оставлении советской властью территории Дона. Советская власть для прекрасных американских глаз, конечно, принимает предложение Америки и покидает Дон, а последний образует нечто вроде самостоятельного государства во главе с Красновым. Опытный шулер Краснов, понимая казачий практицизм, предусматривает в своем обращении даже мелочи: так, освободители — янки вместе с беглыми донцами и атаманом привезут Дону многие тысячи земледельческих орудий, самые лучшие отсортированные семена, породистый племенной американский скот и даже… настоящих американских наседок с настоящими американскими яйцами“[26].
Вот еще одно очень характерное свидетельство о деятельности П.Н. Краснова в эмиграции в начале 20-х годов: „Огромным влиянием на казаков продолжал пользоваться инициатор создания станиц генерал Краснов. Он посылал циркулярные письма в станицы, намечая планы борьбы с большевиками, по преимуществу, фантастического характера, абсолютно невыполнимого. Но истерзанные последними испытаниями казаки верили в них. Краснов становился кумиром и в то время мог повести за собой казачью массу. Было желание у многих казаков избрать его Походным атаманом и поставить таким образом во главе зарубежного казачества“[27]. Однако, несмотря на такую поддержку простого казачества, ему так и не удалось стать Походным атаманом Войска Донского, хотя и было несколько моментов, например в конце 1922-го — начале 1923-го гг. на Пловдивском съезде, когда П.Н. Краснов был очень к этому близок. Многие опасались, что П.Н. Краснов может ввергнуть казаков в авантюру, к которой призывал в своих многочисленных открытых письмах и статьях.
Кроме сторонников П.Н. Краснова, среди казаков- монархистов за границей существовало течение врангелевцев во главе с командующим Донским корпусом, генерал-лейтенантом Донского казачьего войска Ф.Ф. Абрамовым. Монархизм этой группы был прикрыт лозунгом великой неделимой России, основные законы для которой должно было дать Учредительное собрание. У врангелевцев не было разработанной программы по казачьему вопросу, казаков они рассматривали лишь как слуг России, как свою военную силу, и будущее казачества как отдельного сословия с множеством привилегий их мало интересовало.
Умеренным политическим течением среди казачьей эмиграции, противостоящей как монархистам, так и демократическому крылу, являлись сторонники Донского атамана А.П. Богаевского, Кубанского и Терского Войсковых атаманов (В.Г. Науменко и Г.А. Вдовенко), Казачьего союза во Франции и Объединенного совета Дона, Кубани и Терека, созданного 19 января 1921 года в Константинополе. Их политическая платформа строилась на началах народоправия, то есть в соответствии с волеизъявлением казачества и конституцией (по типу конституции Всевеликого Войска Донского 1918 года). Казачьи края должны были сохранять определенную автономию, самостоятельность, но в рамках единого Российского государства. Многие сторонники этого политического течения были федералистами.
Данное течение среди казачества за границей формировалось в обстановке нарастающего противостояния выборных атаманов Дона, Кубани и Терека с врангелевцами и монархистами. Суть противостояния заключалась в следующем. В 1920 году все атаманы признали П.Н. Врангеля Главнокомандующим русской армией, которому на время борьбы с советской властью добровольно подчинялись все казачьи части. Естественно, что Врангель крайне негативно воспринял создание Объединенного совета Дона, Кубани и Терека, расценивая это как шаг к сепаратизму. Эти разногласия в дальнейшем только усиливались, исключая всякий шанс на консолидацию и объединение.
Политическую линию умеренного крыла казачьей эмиграции наиболее полно и четко выражали в своих взглядах и выступлениях А.П. Богаевский, В.А. Харламов и И.Н. Ефремов. Самый авторитетный член Объединенного совета Дона, Кубани и Терека А.П. Богаевский писал в одном из своих писем из Франции в Болгарию в мае 1924 года: „Живется мне здесь не очень весело. Все портят политика и недоброжелательное отношение людей, думающих, что можно повернуть судьбу на свой лад и возвратить все, что было потеряно в дни революции. Люди не желают слышать голоса здравого смысла“[28].
В.А. Харламов во время эмиграции работал в парижской газете П.Н. Милюкова „Последние новости“ и редактировал орган Общеказачьего сельскохозяйственного союза в Чехословакии „Казачий путь“, был одним из руководителей этого союза, членом Ученого совета при Русском историческом архиве Министерства иностранных дел в Русском народном университете (Прага), возглавлял студенческое „Демократическое объединение“, близкое по идеологии к кадетской партии. Свою политическую позицию В.А. Харламов точно определил на заседаниях Константинопольской группы кадетской партии. 27 апреля 1921 года он заявил: „Врангель оказался роковым человеком для десятков тысяч людей, вверивших ему свою судьбу. Не одна сотня казаков расстреляна в Советской России в результате интриг…
Мы никогда не возражали против вооруженной борьбы, сознавая, что против большевиков можно бороться лишь оружием, но мы себе даем также отчет, что решающее для свержения большевиков — происходит в России, в Красной армии, в широких массах населения, и что освободить народ против его желания немыслимо…“[29]А 26 мая 1921 года он подчеркнул: „Ни Богаевский, ни Харламов, ни Объединенный совет вообще не собираются строить самостоятельного государства, по образцу Грузии, Эстонии или Петлюры. Мы добиваемся лишь самостоятельности в отношении Советской России; мы хотим создать наше государство в нашем районе“[30].
