Костер разгорается. Я действую машинально.
Мой взгляд устремлен в никуда, мои мысли где-то далеко.
Порой кажется, что какая-то часть меня самого пытается уйти, будто я на грани раздвоения. Я вот-вот покину сам себя. Я воображаю, что это моя душа просится на волю. Она рвется и дергается, пытаясь освободиться и покинуть этот кусок плоти, крепко держащий ее.
Если мы разделимся, если мое внутреннее «я» действительно ускользнет и оставит меня, понятно, что я умру. Мне приходилось слышать рассказы про околосмертные переживания. Интересно, я испытываю сейчас именно это?
Нужно что-нибудь попить. Попить и съесть.
Я тащусь к краю болота. Опускаю голову, глотаю бурую воду. Сижу некоторое время, задыхаясь, собираюсь с силами. «Не спать, — думаю я. Не сейчас».
Я взбираюсь обратно на вершину горы, долго лежу, закрыв глаза, и жду, пока дыхание успокоится.
Я лежу совершенно тихо, вдруг мне кажется, что я слышу какой-то звук. Я осторожно поднимаюсь, прислушиваюсь, принюхиваюсь, но не чувствую никакого чужого запаха.
Нужно быть как лиса
Мы идем по лесной просеке. Впереди — Филип с зайцем. На голове Филипа военный шлем, обтянутый зеленой сеткой, Филип похож на командира взвода. Кажется, что мы не в Швеции. Больше напоминает фильм о войне во Вьетнаме. Я держу наготове в руке лист папоротника, чтобы отгонять мошек, которых может привлечь ранка на моей ноге. Но мошек нет, наверное, слишком рано. А может, в лесу нет никаких мошек?
Филип сообщает о птице, чье пение мы слышим:
— Ополовник.
Я насчитываю семь белых птичек с длинными хвостиками. Они перепархивают с дерева на дерево. Над болотом проносится ястреб-тетеревятник.
Мы направляемся к гребню горы. Туве поскальзывается у подножья. Я хватаю ее за руку. Притягиваю к себе, она обхватывает меня рукой и прижимается. Мы стоим так несколько секунд или целую вечность. Затем догоняем остальных.
Перед нами еще одно болото. Стараясь соблюдать равновесие, мы прыгаем с кочки на кочку. Внезапно кочка, на которую наступает Манни, уходит из-под ног, и он плюхается в воду. Манни стоит на коленях в воде и чертыхается. Пия-Мария смеется над ним.
Мы добираемся до другого берега, Филип останавливается и указывает на кроны сосен.
— Глядите, какие они редкие. Это глухари поели хвою. Зимой они почти ничего другого не едят.
— Они правда питаются сосновыми иголками? — спрашиваю я, потому что мне с трудом верится, что крупная птица может довольствоваться такой скудной пищей.
Филип презрительно усмехается моему невежеству.
— Нет ничего более полезного, чем сосновая хвоя, — говорит он. — В ней содержится больше витамина С, чем в апельсинах.
— Да ладно! — восклицает Туве.
Все пробуют на вкус сосновые иголки, мы идем дальше и жуем их, хотя Филип говорил, что хвою нужно долго варить, чтобы извлечь витамины.
Я внимательно рассматриваю сосны. Часть деревьев почти без хвои. Сквозь голые ветви просвечивает голубое небо.
Внезапно Филип останавливается. Он поднимает руку и садится на корточки. Мы делаем то же самое. Я вглядываюсь вперед, ожидая увидеть там глухарей, но к своему удивлению обнаруживаю лисицу, лежащую на большом камне. Она глубоко спит и не замечает нас. Я смотрю на лису. Солнце освещает камень, и ее рыжий мех кажется огненным. Очень красиво. «Значит сегодня должно быть тепло», — думаю я.
Я украдкой бросаю взгляд на остальных ребят. Все пристально смотрят на огненно-рыжую лису. Та лежит совершенно неподвижно, словно неживая.
— Нужно быть как эта лиса, — шепчет Пия-Мария.
Филип кивает и смеется. Лиса сразу же просыпается.
Она мгновенно скрывается за камнем и растворяется в лесу, прежде чем мы успеваем опомниться.
Филип смеется еще громче. Кажется, я узнаю этот смех. Он не воспринимает животных всерьез. Зайцы и лисы не в счет. Не то что птицы.
— Подождите, — говорит он. — Подождите еще немного, скоро увидите глухарей.
Рожден ли мир из яйца?
Манни жалуется, что натер мозоль. Он снимает ботинок и выливает бурую болотную воду с тухлым запахом.
— Проклятье! — ругается он.
Филип по пояс залезает в густые заросли молодых елей. Он довольно долго стоит в таком положении, мне становится интересно, да и ребятам тоже. Что случилось, Филип? Что ты там увидел?
Филип выбирается из ельника, его глаза сияют. Мне нравится этот блеск. Передо мной настоящий Филип. Во всяком случае, я так думал тогда.
— Там гнездо дрозда, — говорит он. — А в гнезде — пять голубых яичек. Иди, Ким, посмотри. Нет ничего крепче, чем яйцо дрозда. В нем скрыт смысл всего. В этих яйцах — ответы на все вопросы.
