Чтобы не опоздать к вылету из Душанбе, Илья арендовал за полторы тысячи рублей спецрейс. Як-40 должен был прилететь из Душанбе в Хорог и забрать там команду харьковских альпинистов. С этим рейсом случился еще тот цирк.
Чтобы не гонять самолет в Хорог порожняком, с согласия Ильи его загрузили почтой. Проводив спецрейс в Хорог, Илья сообщил номер борта срочной телеграммой в Хорог на имя Артеменко, а сам тем временем отправился забирать Борисенко из больницы. Каково же было его изумление, когда оплаченным им спецрейсом прибыли не альпинисты, а местные жители. До вылета в Москву оставалось всего шесть часов. Куда пропала экспедиция, пришлось выяснять с помощью начальника аэропорта Душанбе.
История вышла почти криминальная. Ушлый начальник аэропорта Хорога умудрился продать левые билеты на заказной спецрейс. Наши же альпинисты встретили присланный за ними Як-40, помогли разгрузить почту и, пока самолет дозаправляли, решили попить чайку в местной чайхане.
Тем временем начальник аэропорта посадил своих левых пассажиров и фактически угнал самолет. Когда при Илье начальник аэропорта Душанбе разбирался с начальником аэропорта Хорога, мат стоял трехэтажный, но за три часа до вылета в Москву всю команду альпинистов таки доставили внеочередным рейсом из Хорога.
В общем, приключений на голову Ильи в тот сезон выпало выше крыши. В том же году он еще и тяжелой формой «желтухи» переболел. Приятного во всем этом было мало.
О том, что через год, в августе 1984-го, вместе с командой альпинистов погиб Ренат, Илья узнал из вечерних новостей. Сообщалось, что пятеро альпинистов совершали восхождение в горах Горно-Бадахшанской автономной области и уже перед самым выходом на вершину их сорвала со стены лавина. Тела четырех альпинистов были обнаружены у подножья горы. А вот Рената Лапшина поисково-спасательному отряду найти так и не удалось. Всех погибших альпинистов похоронили на одном кладбище. На общем памятнике высекли пять имен, включая имя Рената, хотя в его могилу опустили пустой гроб.
Илья же после дисквалификации охладел к альпинизму. В 1984 году он вообще в горы не поехал. Начав сотрудничать с «Новостями» еще студентом, он легко влился в их сплоченный коллектив. Стиль отношений в АПН был непринужденный и дружеский, даже с высоким начальством. Коммуникабельный от природы Илья всегда легко находил общий язык с людьми, и, наверное, поэтому в агентстве ему поручили работу, связанную с приемом журналистов из зарубежных стран. Он организовывал встречи, интервью, поездки иностранных акул пера, чтобы по возвращении к себе на Родину они писали о Советском Союзе исключительно позитивные материалы, хотя бы в силу того, что с ними по-дружески общались, выпивали, гуляли, водили их в театры и музеи. Как правило, после столь радушного приема мало у кого поднималась рука написать какую-нибудь гадость о принимающей стороне.
Знания английского позволяли молодому сотруднику АПН обходиться без переводчика. Контактному и доброжелательному Илье удавалось без проблем налаживать хорошие отношения с иностранными коллегами. Хотя такой уж легкой он свою миссию не назвал бы, особенно когда приходилось иметь дело с представительницами прекрасного пола.
С одной такой взбалмошной особой – американкой Джессикой Фоули – он познакомился в последних числах декабря 1985 года. Джессика была фрилансером – фоторепортером на вольных хлебах. В Москве журналистка хотела сделать репортаж об «офонаревшем» Арбате, который СМИ называли «витриной перестройки». В 1985 году в Москве открыли первую пешеходную улицу Арбат. Проект заключал в себе три идеи: благоустройство улицы для прогулок, отдыха и торговли, реставрацию исторических мест и создание пушкинского заповедника. Невиданная свобода – улицу, по которой можно ходить вдоль и поперек, заполнили уличные музыканты и актеры, художники, фотографы и лоточники, самодеятельные поэты и ораторы.
Открытая в бывших коммуналках квартира-музей Пушкина на Арбате была попыткой властей города компенсировать снос московского дома, в котором Пушкин родился. Реконструкция старого Арбата, длившаяся почти два года, была затеяна в основном ради того, чтобы проложить коммуникации к новому зданию Генерального штаба на Арбатской площади. Дабы обезопасить эти стратегические коммуникации от внешних сотрясений, Арбат сделали пешеходным. В результате единственным, что сделали на совесть, была мостовая. Выкрашенные в яркие цвета здания внутри так и остались в аварийном состоянии. Шарики-фонарики в два ряда совсем не подходили к декорациям купеческой Москвы. После этой реконструкции появилась фраза «Арбат офонарел», которую приписывали Булату Окуджаве, воспевшему старый Арбат.
Посетив Арбат, Джессика Фоули пришла в восторг от царившей там праздничной предновогодней атмосферы. Билет на самолет в Нью-Йорк у нее был на утренний десятичасовой рейс второго января, поэтому главред уговорил Илью, который собирался на Новый год съездить к родителям в Харьков, выполнить свою миссию до конца – развлекать их американскую коллегу, пока та не улетит в свою Америку. Нельзя сказать, что общество чертовски обаятельной американки Илье было в тягость. Джессика оказалась очень интересным собеседником, и хотя она была не намного его старше – ей было где-то под тридцать, а ему месяц назад исполнилось двадцать шесть лет, – она много чего успела повидать в этом мире, в отличие от Ильи, ни разу еще не побывавшего за границей.
Джессика впервые в своей жизни встречала Новый год в СССР, в номере гостиницы «Космос». Новогоднее поздравление Рейгана, показанное по советскому телевидению, было настоящим сюрпризом, и от телевизора ее в новогоднюю ночь было не оторвать.
Под бой кремлевских курантов они выпили по бокалу «Советского шампанского». Потом вместе смотрели «Голубой огонек». Илье пришлось переводить Джессике не только реплики артистов, но и слова песен, дабы американка, ни слова не понимавшая по-русски, хоть примерно себе представляла, о чем там поют наши певцы.
Прошедший 1985 год был годом горбачевской борьбы с пьянством, которая велась самыми что ни на есть идиотскими способами. Многолетние виноградники подверглись массовой вырубке, рестораны и кафе принуждали становиться безалкогольными. Повсеместно устраивались показушные комсомольские безалкогольные свадьбы. Продажа спиртного разрешалась только с двух дня и только в специализированных отделах. Цензурой удалялись застольные сцены из театральных постановок и фильмов. В кинотеатрах же снова стали крутить старую ленту «Лимонадный Джо» – чешскую пародию на американские вестерны, а самого генсека Горбачева в народе прозвали «минеральный секретарь».
Безграничная дурость идейных вдохновителей антиалкогольной кампании и ее не в меру ретивых «опричников» вызывала праведный гнев у народа, которого цена на водку волновала куда больше, чем строительство коммунизма. Причем кляли «минерального секретаря» и вовсе не пьющие граждане. Какой же Новый год без шампанского?
Верхом чиновничьего идиотизма был запрет полюбившегося всем фильма Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или С легким паром», который традиционно показывали по телевизору в новогоднюю ночь. Из-за того, что начинался этот фильм со сцены веселой попойки четверых друзей в бане, советские телезрители в эту новогоднюю ночь «Иронию судьбы» так и не дождались. И если год назад «Голубой огонек» начинался с хлопка вылетевшей пробки от шампанского и разлития пенящегося напитка по стоящим на столе бокалам, то «Голубой огонек» 1986 года вышел абсолютно безалкогольным. В новогоднюю ночь телезрителям показали антиалкогольную интермедию «Виноградный сок» в клоунском исполнении артистов театра имени Вахтангова. В финале зрителю демонстрировали этикетку виноградного сока на пустой винной бутылке, сопровождая это репликой «Всякое вино – яд».
