«На сегодня хватит. И вообще, мне тебя очень жалко. Позаботься, пожалуйста, только о том, чтобы уплатить долг завтра. Обещаю, тебе не придётся больше бояться».
Вот таким образом они справились с Боксёром.
«Как, чёрт возьми, ты смог выдержать две профессиональные плюхи?» — спросил Каланча.
«Упорная тренировка», — ответил Эрик, и шайка расхохоталась, поскольку никто не знал, что это, по крайней мере, наполовину соответствовало истине.
Придя домой в тот день, он увидел, что папаша обзавёлся новым инструментом. Тот висел на видном месте в прихожей, привлекая внимание (на что, возможно, рассчитывал папаша). Эрик осторожно положил школьную сумку, взял предмет и со знанием дела взвесил его на руке. Это был хромированный рожок для обуви, с длинной рукояткой, одетой в кожу, с узкой нижней частью, то есть дамской модели. Рожок легко гнулся и имел длину около полуметра. Эрик со свистом несколько раз черканул им по воздуху и констатировал, что центр тяжести смещён вниз. То есть на близком расстоянии часть силы оказалась бы растраченной зря. Папаша-то, естественно, тоже усек этот недостаток. Он ведь сам нашёл инструмент и, вероятно, стоя где-то в магазине, взвешивал его на руке, а если никто не видел, сделал и несколько пробных ударов по воздуху. По воздействию рожок должен оказаться посильнее платяной щетки — из-за меньшей ударной поверхности. Хотя и послабее, чем берёзовые розги, не говоря уже о собачьем хлысте.
Эрик повесил инструмент, пошёл в свою комнату и принялся читать комиксы, засунутые в том «Жизни животных» Брэма.
Предстояла, стало быть, церемония освящения новинки. Ну что там можно было ожидать? 25 ударов? И что из этого?
И позднее за ужином папаша предложил ровно 25 для традиционной экзекуции за слишком длинные волосы (а на следующий день, стоило бы Эрику сходить и подстричься, его, вероятно, ждали те же 25 ударов, поскольку стало «слишком коротко»). Но получилась рядовая трапеза, без особых осложнений за столом, да и младший брат находился не в том настроении, чтобы строить козни. Так что Эрик маневрировал без ошибок. В качестве наказания за наглый вид папаша заехал по носу, вот и всё. Он принял удар, и родитель оттаял даже от успеха своей «быстроты», приобретённой, по его словам, еще в молодости, когда он проявлял исключительные таланты в фехтовании.
Внизу на улице проскрежетал трамвай. Сначала к этому трудно было привыкнуть. В Богатом Пригороде за окном обычно царила полная тишина, когда они с братцем ложились спать. Сон нарушался, только если папаша приезжал домой на такси, пьяный и злой, и охаживал Ромула и Рема хлыстом так, что они начинали выть.
Сейчас они умерли оба — почти целиком чёрные и необычайно сильные доберманы. Папаша регулярно избивал их до такой степени, что они в конце концов сошли с ума. В любом случае, именно так звучало объяснение ветеринара. Ведь семья переехала в город, где нельзя было держать воющих собак в квартире. Их и отправили на умерщвление. Насколько Эрик помнил, это был единственный раз, когда он плакал без трёпки. Он любил этих собак.
Там, в Богатом Пригороде, псы обычно сидели на привязи, присоединённые к стальному тросу, натянутому между двумя дубами. Товарищи по классу всегда расспрашивали Эрика, прежде чем решались, нанося ему визит, оказаться с внутренней стороны стен, окружающих огромный приусадебный участок. Все знали, что эти звери опасны для жизни. Однажды доберманы оказались спущенными, когда мусорщики вошли во двор. Они сильно пострадали, прежде чем подбежал Эрик. Дело попало в суд. Но двое покусанных мужиков были всего-навсего «черной костью», и папаша легко нанял парочку стокгольмских стряпчих, представивших версию о частной территории, куда посторонним не положено вторгаться, и о праве на защиту собственности во времена, когда кругом плодится воровство… Всё закончилось примирением, чем-то наподобие компромисса: собаки вроде как имели право кусать, но проявили излишнюю активность, а папаше следовало оплатить изорванную одежду и счета за лечение. Но дело тем самым закрывалось. Эрик встретил одного из визитеров где-то через год. Тот всё ещё хромал.
Избивая собак, папаша использовал специальный хлыст с металлическим карабином. У Эрика не укладывалось в голове, как они могли столь безропотно принимать удары. Почему лишь поджимали хвосты, скулили и выли? Неужели папаша никогда не боялся, что хватит через край, и псы во внезапном приступе ярости бросятся на него и убьют? Он мог бить Ромула и Рема пять минут подряд в скрупулезном ритуале, так что каждый получал удар через раз. Когда Эрик видел это, ему часто представлялось, что, будь у него брат-близнец, папаша, возможно, проделывал бы с ними аналогичную процедуру.
Однажды на их участок забрела по ошибке игривая колли. Она стояла в некотором отдалении и лаяла на псов, которые, пуская слюни и подвывая, рвались с привязи. Эрик сидел на дереве и видел ужасный финал.
Папаша сперва огляделся. Потом быстро подошёл к доберманам и спустил их с цепи. Он еще смеялся, подбадривая: «Давай, давай, умные собачки».
Охота получилась, потому что Ромул и Рем в эффективном сотрудничестве загнали наивную гостью в угол и разорвали отчаянно визжащую колли на куски. Всё закончилось за несколько секунд. Эрику навсегда запомнились и разодранный живот бедной колли, и окровавленные морды доберманов.
За ужином спустя несколько часов, когда останки чужой собаки были возвращены и по джентльменскому соглашению заплачена половина ее живой стоимости, отец предъявил Эрику обвинение: почему, дескать, доберманы гуляли свободно по участку, а псина, которую они прикончили, оказалась дорогим выставочным экземпляром.
Он очень хорошо понимал, что накличет на себя настоящий кошмар, если напомнит папаше, как тот подошёл к Ромулу и Рему, огляделся и науськал их ради удовольствия посмотреть на процесс убиения. Стоило рассказать это, и папаша наверняка удвоит наказание, обвинив Эрика в беззастенчивой клевете. Потом пришлось бы оправдываться, что он солгал, с новой добавкой после этого самооговора. А в конце концов еще и просить прощения. Значит, следовало признать несуществующую вину сразу. Он, стало быть, лежал и ласкал собак, он ведь делал это каждый день, и потом, выходит, забыл посадить их на привязь. Увы, его нерадивость на этот раз обошлась недёшево, так что он вполне заслужил трёпку в более торжественной форме, чем рутинная порка после ужина. Требовались берёзовые розги.
Кстати сказать, эти клятые розги должен был подыскивать в окрестностях сам Эрик. Но ветки, с которыми он возвращался, папаша чаще всего браковал. Либо слишком толстые, такими неудобно оперировать из-за сопротивления воздуха и большой ударной поверхности. Либо слишком тонкие, так что весили маловато и не позволяли бить с достаточной силой. А то чересчур короткие, вот и не получалось нужного замаха. Или длинные, у которых центр тяжести располагался не в том месте. И хотя со временем Эрик научился заготовлять просто идеальные экземпляры, количество ударов всегда определялось папашей заранее. Допустим, исходно было названо 20. Тем самым уже создавались вполне определённые предпосылки, поскольку, естественно, не могло быть и речи о такой мелочи, как 20 ударов, когда дело касалось гибели чужой выставочной собаки. Он прикинул, что финиш наступит примерно на 40. Но именно в тот раз, когда Ромул и Рем затравили бедную колли, похожую на Лесси из фильма, процесс завершился на цифре 75.
