Они словно очутились в мастерской какого-то портняжки. Или в магазине одежды. Перед ними висели: сутана священника, монашеская ряса, черный наряд писаря, полосатое облачение слуги, стеганка конюха из папских конюшен, штаны испанского солдата (одна штанина малиновая, вторая – шафрановая), жакет с блестящими позументами и буфами с прорезью, передник кузнеца, черная шляпа и вощеный сюртук путника, что собрался в дальнюю дорогу. Плетеная корзина из ивовых прутьев полнилась париками, шиньонами, очками, моноклями, накладными бородами, свитками и кошелями, во второй корзине лежало оружие, инструменты и всякая всячина: короткий меч, кузнечный молот, аркан конюшего, кожаный пояс с зубилом и стамеской, как у резчика по дереву, бритва брадобрея, пила столяра, штемпельная подушка писаря, гусиные перья, чернильницы, полуботинки, сапоги, тапочки, деревянные башмаки рыботорговца. И, наконец, висело за пологом три женских облачения: роскошный наряд придворной дамы, кобальтовый, усыпанный поддельными драгоценностями из яркого стекла; скромное темно-зеленое платьице девушки из хорошего дома; серовато-коричневая одежда служанки, с передником, большой сумкой и белым чепчиком.
– Пресвятая Богородица! – вырвалось у Бенедетты.
Меркурио так и раздувался от гордости.
– За работу! У меня есть идея, как отобрать золотой у трактирщика.
– Откуда у тебя все эти вещи? – спросила Бенедетта, словно не услышав его последние слова.
– Мне они достались в наследство от матери, – пояснил Меркурио. – У нее же я научился переодеваться. Вот только… я немного другой актер, чем она, – рассмеялся он.
– Так значит, ты не сирота? – спросил Цольфо.
– Сирота. Но на смертном одре моя мать попросила актера из театральной труппы найти меня и передать все эти вещи и ее благословение.
Меркурио смерил взглядом троицу, не сводившую с него глаз.
– Ну, это долгая история. Короче говоря, моя мать переспала с одним актером из своей труппы. Ну, тот знал, что она женщина. Так я и родился. Моя мать вынуждена была…
– Оставить тебя в коробке для подкидышей, как было со мной и Эрколем. – Цольфо сплюнул.
– Подкидыш, подкидыш, – засмеялся Эрколь.
– Тише ты, дурак.
– Нет, мама меня не бросала. Она отдала меня кормилице и заплатила ей, чтобы та за мной присматривала. Но эта женщина подбросила меня в сиротский приют святого архангела Михаила, а деньги забрала себе.
– Вот дрянь!
– Да. А потом моя мама заболела и умерла. И глава труппы нашел меня и передал мне все ее вещи. Эти костюмы… Моя мама играла все эти роли. Актер рассказал мне ее историю. Сказал, что она была лучшей в труппе и что она…
– Всегда любила тебя? – В глазах Цольфо светилась надежда.
– Именно.
– Но как этот человек тебя нашел? И откуда он вообще узнал, что ты это ты? – вмешалась Бенедетта.
– Ну, все сложно, – сменил тему Меркурио. – Сейчас нам нужно заняться трактирщиком. Вымой лицо и руки, – приказал он Бенедетте. – Там, в ведре, вода.
– И не подумаю, – взвилась девушка.
– Вымойся, – повторил Меркурио.
– Это еще зачем?
– Потому что это важно для моего плана.
– Какого плана?
– Вымоешься, и тогда все узнаешь. – Он взял зеленое платье добропорядочной горожанки. – Должно подойти тебе по размеру. – Он протянул платье девушке.
– Уф, вода холодная, – пожаловалась Бенедетта, протирая двумя пальцами глаза.
– Ты должна казаться чистой. Не упрямься.
– Ненавижу мыться, – надула губки девушка.
– Уверяю тебя, это чувствуется, – рассмеялся Меркурио.
Бросив на него испепеляющий взгляд, Бенедетта опустила обе руки в воду, а затем принялась тщательно отмывать лицо.
– Хорошо, а теперь переодевайся, – заявил юноша, проверив, чистые ли у нее ногти.
– Где?
Меркурио удивленно уставился на нее.
– В смысле?
– Ты что, думаешь, я стану перед вами раздеваться?
– Ну, у меня другой комнаты нет, ты же знаешь.
– Отвернитесь и не смейте подглядывать, – сдалась Бенедетта.
Послышалось шуршание платья.
– Я готова.
Цольфо и Эрколь разинули рты.
– Ты выглядишь прекрасно, – сказал мальчик.
– Эрколь тоше шитает, ты прекрашна.
Бенедетта покраснела.
– Оба вы идиоты, – сказала она, глядя на Меркурио.
– А теперь уходите, – никак не ответив на ее слова, заявил юноша. – Я вас догоню и расскажу мой план.
Полчаса спустя они уже шли по дороге, преисполненные решимости.
– Какую роль она играла в этой одежде? – спросила Бенедетта, шагая рядом с Меркурио.
– Кто?
– Твоя мама.
– А… она играла… герцогиню.
– Герцогиню? – Хихикнув, Бенедетта провела ладонью по подолу платья и выпятила грудь.
Некоторое время они шли молча.
– Знаешь… Прости меня за вчерашнее… – сказала она.
– Ты о чем?
– Я не всерьез это сказала… ну, о том, что пускай ты утонешь в катакомбах в собственном дерьме. Я же не знала…
– Все, замяли.
Бенедетта опустила ладонь ему на плечо, но юноша отпрянул.
– Мне друзья не нужны.
– Думаешь, мне они нужны? – отрезала Бенедетта. Она задумчиво смерила Меркурио взглядом. – А ты и правда похож на настоящего священника.
Парень довольно улыбнулся. На нем была длинная сутана с красными пуговицами, на груди было вышито окровавленное сердце в терновом венке, на голове красовалась блестящая черная шляпа.
– Мой образ еще не совершенен, – задумчиво протянул Меркурио.
Подойдя к двум ослам, стоявшим у яслей, он набрал полные пригоршни сена и запихнул его себе под сутану.
– В отличие от нас, священники едят по три раза в день: утром, днем и вечером, поэтому они все такие толстые.
Проходя мимо лотка с фруктами, Меркурио мимоходом стянул яблоко, на ходу отрезал от него два куска и сунул себе за щеки.
– Шмотри, щаш хорошо, – рассмеялся он. – Нушно поштупь потяшелее шделать. – Меркурио изменил походку.
– Это безумие! – воскликнула Бенедетта.
– Переодеваящь, недоштатошно…
– Ни слова не понимаю, – перебила его девушка.
Вытащив куски яблока изо рта, Меркурио выбросил их.
– Нет, так не пойдет. Еще одно правило: не перегибать палку. Если трактирщик меня не поймет, то это все коту под хвост. Я хотел сказать, что, когда ты переодеваешься, недостаточно просто надеть другую одежду. Нужно представить себе, что этот наряд – действительно твой, и двигаться в нем настолько естественно, словно ты такое платье каждый день носишь.
