— Нет, я скажу! Ты очень нравишься мне, Эшли.
— Честно! Ты ни на кого не похожа.
Я подумала, что это комплимент весьма сомнительный, если вспомнить, сколько в мире существует настоящих красавиц. На которых я не была похожа.
— Ну, из тех девчонок, кого я знал.
— Вот в это я охотно верю, — пробормотала я. — Но знаешь что, Томас, боюсь, это мое славное имя так тебя одурманило. Вернее, имя моего отца. Ты ведь явился с его духом пообщаться? А встретил меня, живую, и решил, что это еще лучше.
Я откровенно засмеялась ему в лицо, отчего Тома снова бросило в жар. Это случалось с ним чаще, чем с женщинами в период климакса. Жалко было смотреть на него, честное слово!
— Нет? — спросила я весело. — А как же все было? Расскажи мне.
— Ты очень понятно изъясняешься, Том.
Не договорив, Том повернулся и быстро пошел прочь, делая широченные шаги и сердито размахивая руками. Я расхохоталась ему вслед:
— Эй, ты куда? А как же три непрочитанные книги? Ты же не можешь покинуть наш благословенный город, не познав всей глубины творчества Джеффри Халса! Том, ты меня слышишь?
Но он даже не оглянулся. Когда Том скрылся за деревьями, я растерянно замолчала. Признаться, я не ожидала, что он действительно уйдет. Мне-то казалось, он из той породы псов, которых можно пинать изо дня в день, а они все равно норовят лизнуть. Я только начинала входить во вкус…
— Интересно, — произнесла я вслух и, подождав немного, снова легла на траву.
Я опять осталась одна.
4
Страшно мне не было, в этом месте я чувствовала себя даже спокойнее, чем дома, где оставалась Джун. Мне даже пришла мысль: не соорудить ли какой-нибудь шалашик и прожить тут хотя бы лето? Чтобы Джун не решила, что я пропала без вести и не обрадовалась бы, я б время от времени наведывалась домой, а потом снова возвращалась сюда, в это райское место, полное теплых, веселых воспоминаний.
Надо мной не было даже облаков, не за что было зацепиться взгляду, и я не заметила, как задремала. А когда проснулась, обнаружила, что Том сидит рядом. Отвернувшись, чтобы не разбудить меня взглядом, и, похоже, не шевелясь.
— Привет! — сказала я, тронув ладонью его широкую спину, обтянутую синей майкой. — Ты сейчас как частичка неба. Только более насыщенного цвета.
Он обернулся и подарил мне одну из своих неподражаемых улыбок.
— Я не смог уйти, — сказал он.
— Хорошо, что ты вернулся.
— Кто-то же должен сторожить твой сон…
— Лучше ты, чем кто-то другой.
Том выпрямился:
— Кто — другой?
— Да нет никого другого.
— Это потому, что тебя боятся, — заметил он убежденно. — Ты сама всех распугиваешь. Они думают, что это взаправду.
Я удивилась:
— А ты так не думаешь? Уже не думаешь?
— Я думаю, что ты сама напугана.
— Вот как? И чем же?
Том смело взял мою руку. А меня так разморило на солнце, что я и не подумала вырвать ее.
— Всем. Ты ведь всего боишься, Эшли, сразу видать. Боишься, вдруг еще что-нибудь случится из-за тебя. И со страху бросаешься на всех.
Его слова заставили меня насторожиться:
— С чего ты взял, что это случилось из-за меня? Он пожал плечами:
— Ни с чего. Просто ты ведешь себя так. Ну, как будто ты виновата в чем-то, и бесишься от этого.
Я почувствовала себя уязвленной.
— Неужели? — пропела я с ехидцей. — Мое поведение так похоже на бешенство?
— Есть маленько, — добродушно отозвался Том.
— А если я укушу тебя? Ты ведь тоже тогда взбесишься. Не боишься?
Его взгляд стал серьезным:
— Боялся, так не вернулся бы.
Я заверила:
— Но я не стану тебя кусать.
— Брезгуешь?
— Как тебе сказать…
— Да так и скажи! Что ты так любишь ходить вокруг да около? Я вот говорю, как думаю.
Я не удержалась:
— Не такое уж большое это достоинство…
— Может, и нет, — спокойно согласился Том. — Только я по-другому не могу. И если я говорю, что ты мне нравишься, так, значит, оно и есть.
Меня опять дернуло за язык:
— Я польщена!
— И можешь кусаться сколько угодно, я все равно от тебя не отстану.
Мне стало слегка не по себе. Никто никогда не прилипал ко мне настолько, чтобы приходилось отрывать его с кожей. Похоже, Том собирался многому меня научить. Причем против моей воли…
— Знаешь, Том, твое заявление звучит не очень-то привлекательно. Хочешь сказать, что ты будешь торчать поблизости, даже если я прогоню тебя?
Он тут же опроверг свои слова:
— Нет, не буду.
— Тогда что же ты имел в виду?
— Я имел в виду, — повторил Том словно через силу, — что пока ты только делаешь вид, что брыкаешься, я тебя не брошу. Ни за что.
— Том! — завопила я, подскочив. — Я тебе не вещь какая-то, чтобы меня бросать!
— Я и не…
— И между нами вообще ничего нет, понимаешь?
— Да я…
— А ты говоришь так, будто я каким-то образом принадлежу тебе! Это же полная нелепица.
Том успел вставить:
— Я знаю.
— Тогда почему же ты несешь подобную чушь?
— Я только сказал, что ты мне нравишься, — попытался он оправдаться.
Но я не собиралась давать ему поблажку.
— Нет, ты не только это сказал. Ты имел наглость заверять, что не бросишь меня. Так? Посмотри мне в глаза, Том! — потребовала я. — Ты ведь не отрицаешь, что говорил мне это?
Он потерянно пробормотал:
— Не отрицаю.
— И ты согласен, что не имел никакого права говорить такие слова?
— Извини, Эшли.
— Да пошел ты, Том! — выпалила я. — Ты не можешь меня бросить, понял? Никто на свете не может меня бросить! Потому что я — ничья. Я сама по себе. У меня никого нет. Совершенно никого.
Замолчав, я с трудом перевела воздух и подождала, думая, что он опять пробормочет извинения. Но Том тоже молчал, только смотрел на меня с таким состраданием, что я подумала, как же неправильно он опять понял мои слова. Жить в состоянии полной свободы Том не умел. Он воспринимал ее как одиночество. Потому и бросился разыскивать свою сестру, стоило той выйти замуж.
