Этан вздохнул и сел рядом со мной.
— Я не уверен. Он силен. Мастер-манипулятор. Возможно, столкновение со смертью усилило его способности, или он практиковался все эти годы. Или это может быть разновидность магии. — Он помедлил. — Или это может быть моя вина.
Я посмотрела на него и увидела в его глазах защемленный страх и беспокойство.
— То, что он сделал — не твоя вина.
— Не сам Бальтазар, — ответил Этан. — Твоя реакция. — Он заправил прядь длинных, темных волос мне за ухо, пристальный взгляд бродил по моему лицу, словно проверяя на наличие травм, оценивая мое психическое состояние. — Наркотики. Твое превращение.
Мое превращение в вампира не было легким и гладким. Этан сделал меня вампиром, чтобы спасти от нападения. Благородный поступок, теперь я могла это признать, но в то время я была не в состоянии дать согласие. Чувствуя себя виноватым из-за этого, Этан дал мне наркотики, чтобы помочь пройти через мучительно болезненный переход. Для большинства вампиров это были три дня прожигающей до костей боли; для меня это прошло по большей части как в тумане.
К сожалению, в добавок к ограждению от боли, это также задержало меня от полного превращения в вампира, так что моя психика все же была разделена между человеком и вампиром. В конечном счете они слились вместе, но быть может, как боялся Этан, были и другие остаточные последствия, такие как моя невосприимчивость к гламуру. А может, магия Бальтазара была молотком, который заколотил эту восприимчивость обратно на место.
— Мы всегда думали, что ты просто упряма, — сказал Этан. — Но, возможно, причины были более существенными, чем это.
В его голосе я услышала вину.
— Нет. Бальтазар сделал это, потому что хотел доказать свою правоту.
— Что он может добраться до тебя, до меня, — согласился Этан. — Гламур — проявление, предназначенное для того, чтобы соблазнять и управлять жертвой. То, что он использовал его против тебя, против нас обоих, было жестоко. Пей, — снова сказал он. — Ты почувствуешь себя лучше. И ты не хочешь, чтобы я заставлял тебя пить.
Я взглянула на него.
— Ты не посмеешь.
Выражение его лица не изменилось, поэтому казалось будет разумнее не спорить. Я села и, смотря на него поверх горлышка, начала пить.
Он был прав. Ушло напряжение, нейтрализуя часть беспокойного воздействия Бальтазара на меня.
Когда опустошила бутылку, я вернула ее Этану, и он отставил ее в сторону.
— Хорошо, — произнес он. — Цвет твоего лица уже возвращается к норме.
— Я не хотела его целовать. — Слова вырвались пузырем звука, и даже я услышала надрыв от вины в своем голосе. Я не хотела целовать Бальтазара, но в тот момент я ничего так сильно не желала. — Я не хотела. Не так чтобы очень. Я бы сделала все, чего бы он ни попросил. Он контролировал каждую часть меня — мысленно, эмоционально, физически.
Этан бросил на меня хмурый взгляд.
— Ты думаешь, я виню тебя за это? За то, что он сделал с тобой? — Он с сожалением покачал головой. — Мне жаль, что я не смог добраться до тебя раньше. Что он зашел так далеко. Его магия… В ней есть сила.
Он злился сам на себя, полагая, что так или иначе не сумел защитить меня. Поскольку он был единственным, кто вмешался, кто не дал Бальтазару выпить моей крови, он не мог быть еще более неправ.
Он обнял меня руками и прижал к себе.
— Гламур есть и всегда будет оружием, и неважно насколько красива упаковка.
Пугающе мощное оружие.
— Я не совсем уверена, как себя чувствовать. Это ощущалось как изнасилование. Но это было чудесное ощущение. И это заставляет меня чувствовать себя виноватой.
Он осторожно наклонил мой подбородок так, чтобы наши глаза встретились.
— Гламур предназначен для того, чтобы заставить тебя получать от этого удовольствие, чтобы вложить в тебя мысль, что вампир это нечто прекрасное. Это было бы бесполезно, если бы работало не так. Ты не виновата, это совершенно естественная реакция.
Я кивнула, но это не уменьшило болезненного ощущения в моей животе.
— Мне больше нравилось, когда я была невосприимчива.
— А мне не понравилось, что ты открыла это для себя вот так. — Он едва заметно улыбнулся. — Что ты не проявила такой же заинтересованности гламуром во время своей Коммендации, как сегодня.
Как он и хотел, уголок моего рта приподнялся.
— И в то время мне не очень то нравился ты.
— Да, не нравился.
В дверях появился Люк, рядом с ним был Малик. Он осмотрел комнату и посмотрел на меня.
— Ты в порядке?
Я кивнула.
— Я в норме.
Люк кивнул.
— Линдси и один из человеческих охранников сидят на хвосте у Бальтазара. Они проследят за ним, и мы будем дежурить посменно. — Он поглядел на Этана. — Ты веришь его истории?
Обняв меня рукой за плечи, Этан откинул голову назад, чтобы воззриться на кессонный потолок.
— Его версия была внутренне непротиворечивой, и рационально объясняет его отсутствие. Вы должны все еще раз перепроверить, подтвердить то, что можете. — Он снова поднял голову, поглядел на сломанные книжные полки, разбитые сувениры, нечто метафорическое. — Но сейчас он здесь, так что объяснение его отсутствия менее важно, чем причина его присутствия.
— И какова она по твоему мнению? — спросил Люк.
— Чтобы утереть мне нос? Чтобы предъявить права на трон, на который, по его убеждению, он имеет право?
— Значит, месть и власть, — произнес Люк. — Это извечные избранники вампиров.
— Его в том числе, — сказал Этан, потирая виски свободной рукой.
— Мы можем позвонить Николь, — с оттенком иронии произнес Малик, и Этан подавился лающим смешком.
— Чтобы поблагодарить ее за то, что прислала его к нам?
— Ты думаешь, она знала? — спросила я.
— Я думаю, что он достаточно осмотрителен, чтобы сначала навестить ее и убедиться в том, что у него имеется союзник, прежде чем наведываться сюда.
— Она могла договориться оставить записку в наших апартаментах, пока была здесь на Испытании, — догадалась я.
Этан кивнул, а затем его глаза сузились. Он поглядел на меня, Люка и Малика.
— Если она знала, что он жив, и если она знала это во время Испытания…
— Он и есть причина, по которой она положила конец ГС и создала ААМ? — закончил Малик, скрестив руки на груди.
Люк сел на подлокотник кресла напротив нас.
— И сколько из ее маневров было только ради того, чтобы дать Бальтазару второй шанс?
Этан вздохнул.
— Все мы знаем, что у нее были скрытые мотивы — что она предложила создать ААМ не просто потому, что она такая великодушная.
