И с Левиафаном проник импульс страсти и возбуждения настолько сильный, что было почти больно. Мое тело неожиданно наэлектризовалось, каждый нерв стал чувствительным и настроенным на Бальтазара — линию его шеи, ловкие пальцы, которые вертели глобус, манящие глаза.
Все это время Бальтазар продолжал улыбаться. Телепатические веревки, которые он использовал, чтобы тянуть меня вперед, натянулись, каждый спутанный шаг вел меня ближе к нему.
Я не могла вздохнуть, чтобы что-то сказать, и глазами умоляла его остановиться, освободить меня. Но страх, казалось, только распалил его, его возбуждение наполнило воздух запахом старой магии и практически всепоглощающими ароматами апельсина и корицы.
Его глаза заблестели живым серебром от возбуждения, Бальтазар с шипением обнажил клыки, острые как иглы кончики заблестели, когда он приготовился укусить, и протянул ко мне руку.
— Поцелуй для прекрасной женщины, — произнес он.
Чем ближе меня притягивало, тем больше исчезал остальной мир, пока он не стал единственным, что я могла видеть… и единственным, что меня беспокоило.
Серебро в его глазах кружило, словно водоворот, и он был похож на героя из готической поэмы, с черными волосами и кожей цвета свежих сливок, его губы заалели от вожделения… ко мне, только ко мне, потому что мы с ним были единственными в мире.
Он укусит меня. Он проколет кожу и вену и возьмет у меня кровь, и я никогда не захочу ничего другого. Мне никогда ничего больше будет не нужно, потому что он будет всем…
Его рука сжала мое плечо и притянула меня ближе, мои глаза сомкнулись, поскольку его обнаженные клыки обещали одновременно удовольствие и боль, подарок вампира. Его губы отыскали мои, прижались…
— Arrêter![20]
Голос Этана прогремел по комнате ударной волной ярости. Внезапно он оказался рядом с нами, оттаскивая меня назад. Бальтазар вытянул себя из моего разума, разъединение оставило меня холодной и пустой. Без его поддерживающей магии пол устремился мне навстречу, словно меня на него бросили. Я приземлилась на колени со сногсшибательной силой. На меня нахлынула тошнота, когда мир закрутился, и я зажмуривала глаза до тех пор, пока не почувствовала, что карусель замедлилась.
Малик вдруг оказался рядом со мной.
— Я помогу тебе встать.
Я кивнула, не уверенная, смогу ли произнести слова, и Малик приобнял меня за талию, помогая встать на ноги. Мои колени задрожали, но я устояла.
— Я не дам тебе упасть, — тихо сказал он и повел меня к дивану подальше от потасовки.
Даже сейчас ужасающая часть меня не хотела уходить, не хотела отдаляться от Бальтазара, от удовольствия, которое он обещал.
Этан схватил его за грудки и впечатал в книжные полки с такой силой, что треснула древесина, и на пол посыпались книги и хрусталь.
Смех Бальтазара был холодным как лед.
— Может, в следующий раз ты подумаешь дважды, прежде чем поднимешь на меня руку, mon ami.
Голос Этана был холодным и резким, как и Бальтазара, и он снова впечатал его в сломанную древесину и разбитое стекло, чтобы подчеркнуть свои слова.
— Если ты снова ее тронешь, еще хоть раз подойдешь к ней, я разорву тебя на куски голыми руками, Мастер ты или нет.
Бальтазар просунул свои руки сквозь руки Этана, пытаясь освободиться от его хватки. Но Этаном двигали страх, любовь и ярость, и у него было преимущество.
Голос Бальтазара походил на шипение кобры.
— Тебе бы лучше отпустить меня.
— Тебе бы лучше вспомнить, где ты находишься. В моем Доме, в моем городе, в окружении моих людей.
— Твоих людей? — проговорил Бальтазар. — Я создал тебя, mon ami, и континенту не разорвать связь между нами. Они мои не меньше, чем твои.
— Ты неправильно понимаешь суть положения. — Удерживая Бальтазара одной рукой, Этан свободно рукой вытащил небольшой кинжал из кармана и приставил его к лицу Бальтазара.
— Они — мои люди, каждый из них, кровью и костями, разумом и душой. Предупреждаю тебя один раз, и только один, держись от них подальше. Я не то дитя, которое ты когда-то знал. Мои приоритеты изменились, равно как и моя готовность действовать.
Это было олицетворение Этана в его свирепости. Если и оставались какие-то сомнения в том, что вампиры — альфа-хищники, то бурлящая ярость в его глазах и сверкающие клыки стерли их.
— Сделай себе одолжение, — произнес Этан. — Уезжай из Чикаго сегодня же, и не оглядывайся назад.
Дверь кабинета распахнулась. Линдси, Броуди и Келли — еще один охранник Кадогана — зашли внутрь с мечами в руках.
Этан воткнул кинжал в дерево рядом с виском Бальтазара, где тот с силой завибрировал. А выражение лица Бальтазара по-прежнему не изменилось. «Скучающее презрение» казалось наиболее подходящим описанием.
Этан отступил назад, не сводя злобного взгляда со своего создателя.
— Уведите его отсюда. Сейчас же.
Бальтазар отошел подальше от Этана, когда охрана окружила его.
— Сегодня я уйду из твоего Дома, — сказал он. — Но я только-только знакомлюсь с твоим прекрасным городом.
Люк указал на дверь изогнутым лезвием своей катаны, и Бальтазар последовал туда без комментариев. Но он обернулся в дверях и посмотрел мне в глаза.
— Наше воссоединение, моя сладкая, только началось. До скорой встречи.
А потом он исчез.
***
— Следуйте за ним, — сказал Этан Малику. — Выясните, где он остановился, кто еще знает, что он тут. Я хочу, чтобы кто-нибудь — вампир или человек — все время следил за ним.
Малик кивнул, затем встал и исчез в коридоре, чтобы выполнить различного рода требования Мастера.
Этан, все еще стоя в другом конце комнаты — давящее расстояние между нами — посмотрел на меня.
— Ты как?
Я сглотнула, пытаясь собраться с мыслями.
— Он зачаровал меня. Он призвал меня. Предполагалось, что такого не должно случиться. Предполагалось, что я невосприимчива. Я была невосприимчивой.
Между его глаз пролегли линии беспокойства, Этан подошел к маленькому холодильнику, взял бутылку крови, открыл ее и принес мне.
— Пей.
— Я не хочу пить.
— Кровь поможет вывести оставшуюся магию. Послушай того, кто знает — ты почувствуешь себя гораздо лучше после этого.
— Я не хочу…
— Просто выпей чертовой крови, Мерит. — Его тон был резким, слова быстрыми и сердитыми.
— Почему он? Почему сейчас, когда я была невосприимчива для всех остальных?
