Находчивость Бутырина, способность грамотно оценивать ситуацию и находить из нее выход, хорошее знание обстановки в расположении противника не вызывали сомнений. Три результативные ходки за линию фронта, добытые ценные разведсведения, сотни бойцов и командиров, выведенных из окружения, являлись тому ярким подтверждением. И если бы не роковая неудача во время десантирования, то, как знать, возможно, сегодня Бутырин был бы руководителем разведывательно-диверсионной группы разведотдела фронта. Но только суровая действительность распорядилась иначе. Все положительное перечеркивал один единственный факт — Бутырин являлся агентом врага. И какими бы мотивами он ни руководствовался, согласившись на сотрудничество с Гофмайером, предательство оставалось предательством.
Однако назвать его предателем и подлецом у Скворцова не поворачивался язык. Да, Бутырин дал слабину, но потом нашел в себе мужество и честно рассказал обо всем Колпакову. Другой бы на его месте, в отсутствие свидетелей и доказательств, скрыл бы факт своей вербовки и постарался предстать в образе героя. Тем более ему и придумывать ничего не требовалось. Свидетелей мужественного поведения и храбрых действий Бутырина во время рейда партизанского отряда по тылам противника было предостаточно. Скворцов склонялся к мысли рискнуть и попытаться использовать его в игре с Гофмайером.
Королев ее поддержал и пошел дальше. Он видел в Бутырине не просто еще одного зафронтового разведчика, а настоящую оперативную находку. В отличие от тех немногих зафронтовых разведчиков, которых особый отдел фронта пытался внедрить в спецслужбы противника, Бутырин уже прошел этот полный смертельного риска путь. Более того, его завербовал не рядовой вербовщик из числа эмигрантов или перебежчиков-предателей, а немец, и не просто немец, а руководитель отделения тайной полиции!
Но не только это выделяло Виктора из числа других зафронтовых разведчиков. Внимание Королева привлек близкий родственник Бутырина — Лещенко. Он являлся крупным руководителем в наркомате путей сообщения. И в этом заключалась особая ценность Бутырина для немецкой разведки. На ее месте, как полагал Королев, было бы непростительной ошибкой не попытаться использовать Виктора для вербовки Лещенко и склонения его к сотрудничеству. Агент такого уровня был пределом мечтаний для любой спецслужбы, а тем более немецкой. Лещенко по должности располагал информацией, которую невозможно было получить не то что в штабе армии, но даже и в штабе фронта.
Наркомат путей сообщения являлся средоточием важнейших государственных секретов. Одновременно с тем, когда в Генштабе Красной армии на картах и в планах прорабатывались направления будущих контрударов, в НКПС в обстановке строжайшей секретности составлялись маршруты действительных и ложных железнодорожных перевозок боевой техники и личного состава к фронту. Эта информация не имела цены, и ее источником мог бы стать Лещенко.
В том, что немецкая разведка не упустит такой возможности, Королев не сомневался. Несмотря на близость Лещенко к советским вождям, он был уязвим. Помимо обыкновенных человеческих слабостей у него была еще одна. Два года, проведенные во внутренней тюрьме Лубянки, для него не прошли бесследно. Живший в Лещенко страх снова оказаться в тюремной камере мог стать серьезным побудительным мотивом к сотрудничеству с немецкой разведкой. А окончательно преодолеть его Лещенко должны были помочь щедрый денежный посул и обещание после выполнения задания вывезти в тихую Швейцарию.
Так представлялась Королеву будущая разведывательная связка Бутырин — Лещенко. Вместе с тем он отдавал себе отчет в том, что в руках Гофмайера она могла и не сработать. На тайную полевую полицию возлагались совершенно иные, чем разведывательные, функции — карательные: борьба с партизанами, подпольем и террор против сочувствующего им мирного населения на оккупированных советских территориях. Классическая, а тем более стратегическая разведка — это был удел не ее и не Гофмайера. Этим занимался абвер. Но, прежде чем возложить на Бутырина такую сложную миссию, Королеву вместе со Скворцовым перво-наперво надлежало убедиться в его надежности и готовности к выполнению столь важного и ответственного задания.
В заключение совещания со Скворцовым Королев распорядился перевести Бутырина из камеры для временно задержанных в домашние условия и организовать его дополнительную проверку. В тот же день он поручил руководителям 2-го отдела и отделов по подчиненным армиям и дивизиям собрать и обобщить все оперативные материалы о подразделениях абвера, действующих против частей Северо-Западного фронта. О том, что они будут использоваться при подготовке Бутырина к выполнению задания, в особом отделе фронта были поставлены в известность только четыре человека.
Покинув кабинет Королева, Скворцов немедленно взялся за выполнение его указаний: от коменданта особого отдела фронта потребовал освободить Бутырина из-под стражи и поселить в свою комнату. Таким образом Сергей рассчитывал глубже изучить будущего зафронтового разведчика, обеспечить максимальную конспирацию в работе с ним и одновременно форсировать подготовку к выполнению задания. По пути в общежитие Скворцов зашел в роту охраны отдела фронта, разыскал старшину и распорядился принести ему в комнату пару постельного и нательного белья, новую форму и продукты из НЗ.
Готовясь к встрече с Бутыриным, Сергей спешно наводил прядок в комнате и мысленно выстраивал беседу с ним. Дробный топот сапог за дверью заставил его отложить тряпку в сторону. Расторопный боец-посыльный притащил продукты, новую форму и пару чистого постельного и нательного белья. Сергей не мешкая принялся накрывать на стол. За этим занятием его застали Бутырин и часовой. Оба с удивлением смотрели на такое невиданное для военного времени изобилие. Оно походило на подготовку к допросу. Секундная растерянность на лице Виктора сменилась болезненной гримасой. В памяти в бешеном круговороте завертелись Гофмайер, Штейнблюм, стол, ломящийся от деликатесов, Зверев, а в его руках клещи с пылающей головешкой и истерзанное тело Семенова.
Смешанная реакция Бутырина не укрылась от внимания Скворцова. Он шагнул навстречу Виктору и подал руку. Тот не шелохнулся. А через мгновение судорожная гримаса исказила его лицо и на глаза навернулись слезы. Стесняясь их, Виктор отвернулся к стене. У самого Скворцова запершило в горле. В последнее время ему приходилось иметь дело с изменниками, дезертирами и членовредителями, и от этой повседневной мерзости войны его временами начинало мутить. Сегодня выпал тот редкий случай, когда ему предстояло вернуть еще одному человеку веру в людей и в высшую справедливость.
Поддавшись искреннему порыву, они крепко пожали друг другу руки. Часовой, застывший на пороге, с изумлением наблюдал за происходящим. Скворцов кивнул, чтобы тот вышел, и они остались одни. Затянувшееся молчание нарушил Сергей. Пододвинув Виктору табуретку, предложил сесть. Тот, приткнувшись бочком, от смущения не знал, куда девать руки и затеребил край скатерки. Скворцов, заговорщицки подмигнув, отвинтил крышку на фляжке, разлил спирт по кружкам и предложил тост за возвращение.
Виктор выпил, горло опалило огнем, а затем теплая, расслабляющая волна растеклась по телу. В голове зашумело, и перед глазами все завертелось: Скворцов, стены и потолок. Виктор блаженно улыбался, говорил невпопад, а потом уже не помнил, как оказался в постели.
