Разбудила его странная возня, прерывавшаяся глухими ударами. Он открыл глаза — перед ним мелькала чья-то спина с рельефными мышцами и кулаки со свистом рвали воздух и болтали из стороны в сторону подвешенный к потолочной балке мешок с песком и опилками. Сергей делал утреннюю разминку. Виктор последовал его примеру. Затем, умывшись, он переоделся в чистое белье, слегка отдающее хлоркой, и новенькую, с иголочки, форму. Ставшая шелковистой кожа на щеках, освободившихся от многодневной щетины, рождали в нем забытое ощущение свежести и радости жизни. Он с аппетитом уплел за обе щеки банку тушенку и выпил три кружки чая.
После завтрака они вышли на улицу. На заднем дворе еще лежали глубокие сугробы, а весна уже напоминала о себе веселой капелью и бескрайним нежно-голубым шатром неба, раскинувшимся над Валдаем. Тихий провинциальный городок, ставший местом расположения штаба Северо-Западного фронта, с раннего утра жил насыщенной армейской жизнью. Юркие «козлики», подобно челнокам, сновали по улицам, у центральных складов выстроились вереницы грузовых «газонов» и подвод, а железнодорожная станция напоминала настоящий муравейник. Эту обманчиво мирную жизнь прифронтового города бдительно оберегали десятки зенитных батарей, оседлавших ближайшие холмы.
Во дворе особого отдела фронта царила деловая суета. Вслед за Сергеем Виктор поднялся на второй этаж и вошел в кабинет. Почти все свободное пространство занимал громадный стол. Он выглядел настоящим франтом в сравнении с остальной, пережившей десятки переездов, мебелью. Скворцов довольно похлопал по нему рукой, потом открыл сейф, достал документ и предложил Виктору ознакомиться.
Гриф «Сов. секретно» в правом верхнем углу и название «Справка на 501-е отделение тайной полевой полиции» говорили Бутырину о том, что контрразведчики не только поверили ему, но и рассчитывали на гораздо большее. И вскоре он получил подтверждение своей догадке. Война не оставляла места для сантиментов, и Скворцов заговорил с ним на ее суровом языке.
При мысли о возвращении к гитлеровцам и встрече с Гофмайером Виктору стало не по себе. Его худенькая фигурка будто стала еще меньше и вызвала в душе Скворцова минутную жалость. Но только минутную, ибо война диктовала свои жестокие правила: формально Бутырин совершил тягчайшее преступление — изменил Родине и искупить вину мог только своей кровью в штрафном батальоне либо совершить подвиг — тихий, но от этого не менее важный — подвиг разведчика. Первые шаги на пути к нему он уже сделал — в 501-м отделении тайной полевой полиции Виктора числили своим. Скворцову не пришлось его долго убеждать пройти оставшуюся часть. Несмотря на молодость, он и Бутырин за год войны познали цену жизни и смерти. На этих безжалостных весах имели значение только дела и поступки. И Виктор дал согласие снова вернуться в тот ад, из которого вырвался всего неделю назад.
После того как был решен этот принципиальный вопрос, а у Королева не осталось сомнений в надежности Бутырина, его подготовка перешла в практическую плоскость. Вопрос обеспечения Виктора убедительной дезинформацией у контрразведчиков не вызвал затруднений. В этом им оказали помощь офицеры оперативного отдела штаба фронта. А вот дальше Сергею и Виктору пришлось поломать голову над тем, как выполнить главную задачу — выйти на абвер. На пути к этой цели стоял Гофмайер. Как полагал Королев, и не без оснований, тот вряд ли по своей воле согласится отказаться от перспективного агента Попова, пользующегося доверием в разведотделе Северо-Западного фронта и у партизан. Выход из ситуации он и Скворцов искали не один день и наконец нашли. С их предложением — рискованным и дерзким — Виктор согласился. Оно позволяло ему отделаться от Гофмайера и поискать удачи в абвере.
В тот вечер Виктор и Сергей засиделись допоздна, шлифуя последние детали задания, когда в кабинет вошел моложавый, коренастый, с шеей и лицом борца комиссар госбезопасности 3-го ранга. Они вскочили с табуреток. Королев махнул рукой и, пробежавшись внимательным взглядом по их лицам, присел рядом. Скованность, овладевшая Виктором в начале беседы, быстро прошла. Ее доброжелательный тон и манера поведения Королева располагали к себе. Обсуждение задания скорее походило на деловую игру. Судя по довольным лицам контрразведчиков, ответы Виктора на вопросы убедили их в успехе предстоящей миссии. На прощание Королев крепко обнял его и, пожелав удачи, покинул кабинет.
На квартиру Виктор вернулся в приподнятом настроении. Доверие контрразведчиков окрылило его. Он старался не думать о предстоящей встрече с Гофмайером и жил мыслью о том, что снова вернул себе право быть своим среди своих. С этим разведчик Северов уснул. Это была его последняя безмятежная ночь перед возвращением в ад.
Весь следующий день Виктора никто не беспокоил. Скворцов лишь изредка деликатно напоминал о себе. Вечером он появился с тяжелым вещмешком за спиной. В руках у него находился трофейный немецкий автомат. Виктор понял все без слов и оделся. Они вышли из дома, сели в машину и отправились на аэродром, где ждал заправленный, с разогретым мотором самолет. Конечной точкой его маршрута являлся район Старой Руссы. По данным контрразведчиков, отделение Гофмайера действовало в ее окрестностях.
Оперативная и личная характеристика
На агента «Северова»
«Бутырин Виктор Яковлевич — оперативный псевдоним «Северов», 1913 года рождения, уроженец д. Висунска Николаевской области, русский, беспартийный, в Красной Армии с июня 1941 г.
Контрразведывательную работу любит. Проявляет находчивость и инициативу. Хорошо ориентируется в самой сложной обстановке. Успешно участвовал в серьезных агентурных мероприятиях. Три раз выполнял разведывательные задания за линией, в т. ч. связанные с внедрением в гитлеровские разведорганы.
По личным качествам — волевой, энергичный, дисциплинированный. Всесторонне развит. По своим навыкам, умению и личным качествам может быть использован для выполнения серьезных заданий…»
Глава четвертая
Возвращение в ад
Спустя четыре месяца и двадцать три дня теперь уже зафронтовой агент особого отдела НКВД Северо-Западного фронта Северов — Виктор Бутырин вернулся на оккупированную территорию. За это время обстановка там еще больше осложнилась. Гитлеровцы после неудачи под Ленинградом — город, несмотря на жесточайшую блокаду, не сдавался и оставался неприступной твердыней — вымещали свою злобу на несчастных жителях разоренных городов и деревень. На первом же посту, перед деревней Моховая, Виктор ощутил это на себе. То ли его вид, то ли дерзкий взгляд не понравились часовым на КПП. Возникшая было перепалка грозила перейти в перестрелку, и только когда он рявкнул по-немецки, полицаи присмирели.
Рыжеусый, что-то буркнул себе под нос и, мотнув головой, зашагал к деревне. Виктор двинулся за ним. Остановились они в центре, у здания бывшего сельсовета. Новая власть пряталась от народа за высоченным деревянным забором. Плакат на воротах, написанный аршинными буквами, грозил сельчанам расстрелом за малейшее нарушение «нового порядка». Отряхнув грязь с сапог, полицай поднялся на крыльцо и толкнул дверь. Из предбанника в нос шибануло прогорклым запахом. За ним начинался мрачный коридор, в который выходило несколько дверей. Они остановились у той, что была обита железом. Виктор, отстранив полицая в сторону, без стука вошел в кабинет.
