– А ты проверь.
– В Наумовку ехать? Недосуг. – Недолго Скоба молчал, потом приказал: – Вяжи их, ребята! С собой повезем. – Голос главаря зазвучал неожиданно резко и зло. Знавшие его боялись таких интонаций.
Когда опять лошадей развернули в нужном направлении и готовы были отправиться, главарь предупредил:
– Чур, двое своим ходом. Попеременке. Животину жалеть будем.
* * *
Поздним вечером добрались до Пихтовой, остановились среди заснеженных тополиных деревьев неподалеку от церковной ограды. Встретившие, находившиеся в городе четверо людей из шайки Скобы (шайка теперь была в полном составе), доложили: служба давно закончена, однако поп все еще чего‑то торчит в церкви. Отворена ли дверь – неизвестно, но даже если заперта, эка помеха. Попадья с дочкой дома, в окнах темно. Легли или сидят без огня. Кого‑кого, а их опасаться нечего: одни с наступлением сумерек за порог не выходят, боятся. Дьякон и сторож у себя по квартирам. Отец Леонид обязательно оповещает обоих, когда отправляется спать. В поповском доме еще какая‑то странница‑богомолка, вчера объявилась, но та совершенно безопасная – еле ковыляет с палкой, ее и привели‑то со станции старухи под руки. Вот и все, что имеет отношение к причту…
Скоба, выслушав, велел поставить коней в укромном месте, дать им хороший корм, следить за дьяконом и сторожем, не спускать глаз с поповского дома.
Подошли к церкви. Готовились ломать дверь, оказалось, она изнутри не заперта.
Главарь вдвоем с Шишкой скользнули под своды храма, где горело несколько свечек. Отца Леонида увидели сразу. Священник стоял неподвижно у царских врат вполоборота к ним. Поверх подрясника или рясы на плечи было накинуто пальто. Язычки свечек, оттого что, входя, приоткрывали дверь, дружно колыхнулись. Отец Леонид внимания не обратил.
Знаком главарь велел приятелю привести пленников, сам направился к священнику.
– Принимай гостей, святой отец, – сказал обычным своим голосом. Под сводами прозвучало очень громко, кажется, неожиданно для самого Скобы.
Отец Леонид попятился, вздрогнул. Было от чего. В медвежьей лохматой шубе и растрепанном малахае, заиндевевших на морозе, с маузером в руке, неожиданный гость впечатление производил устрашающее.
– Темно у тебя, поп. Свечки экономишь, – недовольно, но и чуть сбавляя тон сказал Скоба, глянув в темноту под купол.
– Никого нет, – ответил отец Леонид. Нервно огладив короткую светлую бороду, поправился: – Не было.
– А теперь – я.
Шандал с погашенными свечками стоял перед иконостасом. Скоба по‑хозяйски, бесцеремонно взял горящую свечку, от нее засветил другие. Одну, вторую, третью. Суровые лики святых глянули с темно‑золотистых закопченных досок.
– С оружием да в головном уборе в святилище, – осуждающе сказал отец Леонид.
– Не твое дело, поп. – Скоба корявым пальцем грубо ткнул в край иконы, где виднелись следы от выдернутых гвоздиков. – Образа‑то в ризах были?
– В ризах…
– Небось на одной эфтой серебра фунтик с лишком?
– Не знаю…
– Было. А куда смылось?
Отец Леонид молчал.
– Ладно, не отвечай. – Скоба передвинулся к другой иконе. – Все одно вранье будет…
Священник что‑то хотел сказать, но тут Крахмальный Грош и Шишка втолкнули в полутемную церковь пленников со связанными за спиной руками, и главарь шайки все внимание отдал им.
– Ну что, купец, – вплотную подступил он к Шагалову, – исповедуйся в храме Божьем, расскажи, куда ехал?
– И ты не молчи, помогай хозяину. – Шишка толкнул в плечо второго пленника.
– Чего еще надо? Все сказано, – угрюмо отозвался Шагалов.
– Значит, в Наумовку?
– В Наумовку.
– Ну‑у, купец, так мы не поладим. Долго ждать недосуг, на терпенье я слаб. Учти.
– У Петра Иннокентьевича целый унтер‑офицерский батальон на постое был. После красные пришли, разграбили, – вступился за хозяина доверенный.
– Вчистую? – глаза Скобы сверкнули из‑под малахая.
– Вчистую.
– А кубышка? Без кубышки купцов не бывает. Верно я говорю, Крахмальный Грош?
– Не бывает, – подтвердил тот.
– А скажи, свечами толстыми, чай, торговал купец в соборе?
– Разными, – ответил Крахмальный Грош.
– Такие, поди, были? – взял Скоба с шандала огарок толщиной с указательный палец.
– Были, – кивнул сообщник.
– И такие? – В руках у Скобы оказался огарок совсем тонюсенький, с детский мизинчик.
– И такие. – Крахмальный Грош не понимал, куда клонит главарь.
– Столы, скамейки здесь есть?
Вопрос Скобы вроде был адресован священнику, однако он промолчал, а Шишка с готовностью закружил с зажженной свечкой по церкви в поисках мебели. Из правой двери алтарной принес широкую скамейку. Отец Леонид хотел было вмешаться, когда Шишка, проникнув в алтарь, чертыхаясь, возился со скамейкой, – двое до сей поры неприметных мужичков возникли перед ним, сжали руки: «Охолонись, батюшка».
– Там еще лавка, – сказал Шишка.
– Неси. – Скоба неожиданно размахнулся и ударил рукояткой маузера Шагалова по голове, да так, что тот рухнул на пол. Только глухо ухнуло под сводами от упавшего тела.
Приказание быстро было исполнено.
– А теперь привязывайте их к лавкам и обутки снимайте.
Помощники выполнили распоряжение главаря четко. Кинули, как куль, на скамью Шагалова, намертво прикрутили к ней веревками, которые, похоже, постоянно имели при себе. Пимы, портянки, носки полетели на пол.
Доверенный, кажется, ясно понял, к чему все клонится, и как рыба, пойманная в сети, затрепыхался всем телом. Тщетно. Хваткие, как клешни, здоровенные руки разбойников утихомирили, примотали к лавке и его.
– Не позволю храм Божий в пыточную превращать, – раздался громкий голос священника.
– Общайся с Богом, поп, не вмешивайся, – посоветовал ему Скоба. Понизив голос до шепота, зловеще пообещал: – До тебя еще очередь дойдет.
Скоба из рук лучшего своего приятеля забрал свечку, склонился над очнувшимся купцом.
– Ну, говори, купец, не дури, – сказал почти дружелюбным тоном.
Глаза Шагалова, налившиеся слезами и кровью, смотрели с ненавистью. Он молчал.
– А ты? – Скоба переместился от купца ко второму пленнику, осветил ему лицо.
Постоял в ожидании, потом резко выпрямился, сказал, глядя на огонек свечи:
– Тряпками им рты забейте, шибко слыхать тут.
И это приказание главаря выполнили не мешкая.
