— Будь здрав, мил человек, спасибо тебе на приветливом слове, — кивнула головой и улыбнулась полным ртом белых зубов бабка. — Приятно услышать это от доброго человека. Желаю, чтобы все у тебя сложилось, как дважды два четыре… — И она снова с достоинством кивнула головой.
«Зубы, конечно ж, все искусственные, вставные, — тут же про себя сделал вывод математик и попытался в ответ улыбнуться. — И дернул же меня черт зачем-то поздороваться с ней. Ну вот и засветился, кретин. Да к тому же зачем-то назвал бабку пани. Это уж и вовсе смешно. И она как-то странно сказала про эти самые дважды два… То ли намекнула на его профессию, то ли уж случайно в точку попала? Мда… Непонятно, уважаемый…».
Но не менее странным было и то, что как только Уфимцев взглянул на старуху, то тут же отчетливо услышал какой-то мягкий завораживающе-приятный голосок, который с ним вежливо поздоровался: «Здравствуйте, пан!» А он, как приличный, воспитанный человек, естественным образом тут же отреагировал и ответил. Но голос был явно не бабкин, теперь-то он знал это точно, хотя чем-то, признаться, и был похож. Но кто же тогда с ним здоровался? Ведь не могло же ему все это показаться.
От этих мыслей Уфимцев еще больше смутился и, рванув вперед, заскочил в помещение кафе, располагавшееся тут же на бульваре, где, утоляя внезапно возникшую жажду, выпил залпом сразу два стакана густого томатного сока.
Пока он приводил свои мысли в порядок и пил солоноватую жижу, в то же самое время пытаясь не упустить из виду диковинную парочку, та уже успела миновать кафе и теперь удалялась в ту сторону, где заканчивался бульвар и начиналась раскрашенная в желтый солнечный цвет тыльная сторона здания Волковского театра.
К своему крайнему удивлению, Уфимцев обнаружил, что кроме него эта экстравагантная парочка была абсолютно никому не интересна. Никто из прохожих даже не задержал на ней своего взгляда и не повернул головы, как будто ее не было вовсе, что само по себе было тоже довольно-таки странным.
Ну и ну! Только диву даешься! И до чего же ненаблюдательный народ! Ничего-то вокруг себя они не видят, ничем-то не интересуются! Ну, как же так можно?!
Лишь один только раз к коту подлетела какая-то рыжая бездомная собака, непонятной породы и попыталась того атаковать. Но бабка тут же резво ткнула палкой воздух перед самой мордой нахалюги, а кот грозно выгнул спину, ужасно раздулся, увеличившись чуть не вдвое, и, прижав уши, боком смело пошел на невежу. Вид кота был настолько устрашающим, что пес мгновенно поджал хвост и трусливо пустился наутек, куда глаза глядят.
И тут Юрий Петрович снова очень отчетливо услышал все тот же приятный женский голосок, который игриво произнес:
— Прощайте, пан! — И после этого чистым и звонким колокольчиком рассыпался мягкий заливистый смех.
Голос был настолько музыкален и обворожительно приятен для слуха, что Уфимцев буквально на какие-то мгновения впал в легкое оцепенение, а по затылку и шее у него тут же пробежали волнительные мурашки, затерявшиеся затем частично где-то на спине между лопатками, а некоторые и того пониже.
Он вздрогнул, удивленно осмотрелся вокруг, скользнув подозрительным взглядом по миловидной девушке-продавщице и некоторым другим немногочисленным посетительницам заведения и, покачав головой и вытерев рот кусочком салфетки, быстро выпорхнул на улицу.
Ха-ха-ха! Вот так новости! Похоже, что у него поехала крыша, раз он начал слышать какие-то навязчивые голоса. Вернее всего один, исключительно приятный женский голос, который вроде бы обращается именно к нему. Иначе к кому же еще? Но кто это, и что этому некто нужно от него? Вернее, этой некто. Если у этой невидимки к тому же и все остальное соответствует интонациям голоса, то… вот было бы неплохо подивиться на нее! Что же это за такая раскрасавица? Он даже где-то читал, а быть может, и слышал, что между голосом и внешностью человека существует самая что ни на есть прямейшая связь.
Уфимцев поискал глазами нарумяненную бабульку с котом, но там, где они должны были быть, шла приличная ватага студентов, человек в пятнадцать, не меньше, которая, по всей видимости, и закрыла собой необычную парочку. Быстро догнав веселую студенческую компанию, он пробежался взглядом по пространству перед ними, и к своему удивлению никого не обнаружил. Ни на лавочках, ни справа, ни слева от него никого не было. И бабка и кот куда-то пропали. Словно сквозь землю провалились. Но куда же они могли подеваться? Он прекрасно вот только что совсем недавно их наблюдал. Ведь не могли же они, в самом деле, испариться? Хотя стоп, почему бы и нет? Математик провел ладонью руки по лицу. Конечно же, могли. Он отлично помнит, как они оба не так давно появились, вынырнув неизвестно откуда…
Побегав на всякий случай вокруг театра и по прилегающим улицам, и поискав удивительную пару еще минут с пятнадцать-двадцать, и, естественно, никого не найдя, Уфимцев в крайне удрученном и подавленном состоянии зашагал к своей школе, где у него уже через сорок девять минут должен был начаться очередной урок математики в десятом классе.
Глава ТРЕТЬЯ
Камея ГонзагаМатематик Уфимцев в удрученном состоянии еще шагал к дверям своей школы, а в то же самое время над входной дверью одного из ломбардов, находящегося в самом центре города, чуть дрогнул звонкий колокольчик, и Владик Макушкин увидел, как в помещение, можно сказать, что вползла какая-то старушонка с большущим пушистым серым котом.
«Вот еще тоже мне, цирк устроили. То с разными собаками прутся в приличное заведение, а теперь вот еще и с котами пожаловали».
Владик состроил недовольную гримасу и тут же выпорхнул из-за перегородки, отделявшей зал от помещения, где непосредственно принимались ценности, навстречу посетительнице. На нем были высокие кожаные ботинки на шнурках и новенькая униформа цвета хаки с внушительной эмблемой на груди, в центре которой на белом фоне чернели буквы, в единстве составляющие такое грозное слово «ОХРАНА».
— Бабушка, с животными к нам нельзя, — категорично отрезал он с непроницаемым выражением лица. — Вы же видели объявление там, при входе, — махнул рукой он в сторону двери и тут же добавил: — Надеюсь, читать-то вы умеете?
— Доброго здоровьица, молодой человек, — кивнула головой с нарумяненными щеками бабка, — справедливо надеешься, касатик. Только там же прописано про собак, а это, как видишь, не дворняга какая-то захудалая, а ласковый котик, — улыбнулась она полным белых зубов ртом, — причем по прапрадедушкиной линии отличных королевских кровей.
— Ну, мы же не будем теперь всех животных в объявлении перечислять. Надобности никакой в этом нет. И этой надписи вполне предостаточно, — уверенно возразил охранник, погладив рукой короткий ежик волос на голове, — нормальным людям должно быть понятно, что ни собак, ни тигров, ни всяких прочих там крокодилов или котов здесь быть не должно. И нам без разницы — царских они кровей, княжеских или каких-то там еще. Нас и вообще этот вопрос ни с какой стороны не инте-ре-су-ет, — сказал он раздельно по слогам. — Кот он и есть кот, и его дело… шастать по помойкам или где-то там еще, а не по ломбардам вальяжно разгуливать. Так что, извини, бабуля, но с котом нельзя, — с металлом в голосе заключил он.
