И вот сейчас, именно в эти мгновения, он находился на лавочке и, прислушиваясь к себе, доискивался ответа на совсем непростенькие для себя вопросы: «А что бы это все могло означать? И не пришло ли к нему как раз то самое волнующее и прекрасное чувство, которое временами вспыхивает, как яркая молния, между мужчиной и женщиной, толкая их в пылкие объятия друг друга, и можно ли питать хоть малейшую надежду на взаимность со стороны Елены Владимировны? А что, если…»
Вторая часть предложения одновременно давала надежду и рисовала чрезвычайно радужные перспективы, и в то же самое время пугала мысли холодной змеей сомнений. Знак «минус» он иметь никак не желал. Но в мыслях-то, согласитесь, можно черт знает что нафантазировать, а вот как же все это выглядит на самом деле? Ах, если бы только можно было каким-то невероятным образом, не мучаясь понапрасну, проникнуть в чужую сокровищницу мыслей и отыскать в ней так нужный тебе ответ…
Надо сказать, что в это весеннее полуденное время на бульваре было не столь многолюдно.
И вот как раз в тот самый момент, когда математик с озадаченным лицом отрешенным затуманенным взглядом упирался в могучий ствол более чем столетней липы, мучительно пытаясь докопаться до своего внутреннего голоса, а стрелки его отечественных наручных часов исправно отсчитали с начала дня тринадцать часов и ровно столько же минут, на глазах у него произошло что-то необычное и совершенно невообразимое.
Неяркая в эти весенние дневные часы тень от дерева неожиданно стала сгущаться и, мгновенно материализовавшись, превратилась в некую движущуюся фигуру. Вы себе представляете? Затуманенный взор Юрия Петровича в ту же секунду прояснился и четко зафиксировал какую-то сгорбленную старушку и большого пушистого серого кота, бежавшего рядом с ней. В самый первый момент Уфимцев обалдело вытаращил глаза и, как парализованный, уставился на появившиеся фигуры, пытаясь подвергнуть случившееся элементарному логическому осмыслению. Но то, что произошло, никакой нормальной логике было не подвластно, потому как подобные факты обретают прибежище лишь в современных фантастических фильмах и разных мультяшках для наивных детей. Но там-то ведь все понятно. А вот здесь, наяву, в это даже было трудно и поверить. И Юрий Петрович уже был готов для порядка себя ущипнуть и отнести это необычное к элементарной собственной невнимательности, но вот ноги старушки… Вернее всего, в самый первый момент их просто не наблюдалось. То есть не было совсем, и все тут… Фигура женщины совершенно без ног плыла в воздухе, а затем уже и ноги вместе с котом вынырнули непонятно откуда, довершив собой недостающие детали картины. Хотя все это и длилось буквально какие-то секунды, а может быть, и даже доли секунд, но тренированный мозг Юрия Петровича запечатлел это исключительно четко.
Прежние мысли о романтических отношениях с Евой ураганом вылетели из головы Уфимцева, и он, пребывая в полушоковом состоянии, буквально примагнитился глазами к появившейся из воздуха паре. Хотя в какой-то момент даже хотел их закрыть. Но тут же себя отругал: «Ну уж нет, черта вам лысого, ни за что! А вдруг откроешь, а парочки уже и нет?! Это было бы абсолютно непростительно». А та, как ни в чем не бывало, медленно удалялась от лавочки, на которой окаменело застыл укротитель формул и цифр.
Через некоторое время Юрий Петрович пришел в себя и, шевельнувшись и облизав пересохшие губы, пролепетал сам себе под нос: «Мда… Черт меня побери! И что же такое получается? И как же все э-э-э…»
На этом звуке дальнейшая фраза его и закончилась, и, как вы понимаете, никто ничего ему не ответил, потому что никого рядом с Уфимцевым просто не было. Да и что тут, уважаемые сограждане, скажешь? Столкнувшись с подобным фактом, пожалуй, любой на его месте тоже пришел бы в крайнее замешательство. И тут к математику вновь вернулась былая энергия. Он подпрыгнул со скамейки и быстрым шагом припустился за странной парочкой. Ну не мог же он, как вы понимаете, этого так оставить. Это же было против всяких правил! Против всяких известных законов математики, физики и прочих и прочих наук!
Быстро догнав старуху с котом, Уфимцев принялся их рассматривать, буравя каждую деталь, как рентгеном. Но ничего необычного в глаза ему не бросалось. На бабке было какое-то длинное темно-синее пальто, подпоясанное толстым кушаком, и маленькая темная шляпка на голове, поверх которой был повязан шелковистый с отливом шарф, завязанный внизу у самого подбородка. На ногах ее виднелись темно-серые чулки и черные суконные боты «прощай, молодость». Передвигалась она медленной, но нетяжелой походкой, опираясь при этом правой рукой на черную неровную палку. Время от времени останавливалась и, стуча сучковатой палкой, что-то говорила трущемуся у ее ног коту. А тот, распушив длинную шерсть и задрав хвост трубой, в буквальном смысле слова вертелся под самыми ногами, перебегая из стороны в сторону. Стоило же бабке притормозить или ненадолго остановиться, как кот тут же начинал усиленно ласкаться мордой о ее ноги, а то и вовсе ложился на спину и, катаясь по земле и заигрывая, пытался ухватить лапами то боты, то палку старухи. Со стороны все это выглядело ужасно комично. Таких сцен Уфимцеву еще видывать не приходилось.
Приблизившись к парочке еще на несколько шажков, математик смог расслышать и некоторые слова. Бабка говорила высоким негромким фальцетом:
— Ах, Мамоша, ах ты плут, ах ты, бессовестный подлиза! Бесовские твои глаза, бесстыжие усы. Ну будет, будет тебе, Мамон. Вы посмотрите, словно котенок какой маленький разыгрался…
Уфимцев уловил в разговоре какой-то легкий акцент, похожий то ли на чешское, то ли на польское произношение. Сам же он, напряженный до предела и выведенный из состояния душевного равновесия, мучительно соображал, что же теперь дальше предпринимать.
Нельзя же будет, в самом деле, так долго болтаться у бабки буквально за спиной. По сегодняшней неспокойной жизни черт знает что могут подумать. Да еще за какого-нибудь грабителя примут. И кличка совершенно дурацкая у кота.
«Мамон, Мамо-оша, — передразнил мысленно он старуху, — таких странных, заковыристых имен котов он никогда в своей жизни не слышал. А почему же не мамонт? Ведь всего одной буквы до этого гиганта не хватает! Кот по имени Мамонт, — нелепица какая-то, да и только! — усмехнулся Уфимцев, мотнув сокрушенно головой».
Он прошелся, как расческой, пальцами руки по волосам на затылке и решил обогнать и непременно заглянуть в лицо вынырнувшей из воздуха бабке, а там уж дальше будет видно, как-нибудь придется по ходу дела сориентироваться.
Уфимцев прибавил шагу, поравнялся со старухой и, чувствуя, как ускоряется сердечный молот, повернул голову и пристально взглянул на нее.
Очевидно, почувствовав к себе внимание, бабка тоже подняла голову и в свою очередь глянула на математика. Юрий Петрович успел рассмотреть вялую морщинистую кожу лица, искусственно нарумяненные щеки, тонкие дуги нарисованных черных бровей и светло-голубые слезящиеся глаза. В ту же секунду их взгляды встретились. Уфимцев почувствовал, как у него странно кольнуло и защемило сердце, тут же отчего-то смешался, покраснел и неожиданно для себя бухнул:
— Здравствуйте, пани!
