С мрачной решимостью Кайл полез в карман за вестником несчастья.
— Да, — напряженно и жестко произнес он в трубку. Веки его опустились, прикрывая глаза, и все пузырьки в бокале и в душе разом полопались. — Да, — повторил он и положил трубку.
Я оглянулась на Кэссиди и Трисию: подружки не сводили глаз с Кайла в надежде, что дело окажется пустое, может подождать. Я-то не надеялась. Кайл с усилием открыл глаза и встретился взглядом со мной:
— Бен передает привет.
— Да. — Попытаемся растянуть губы в улыбке. — И ему привет.
— Ты можешь остаться? — жалобно протянула Трисия. Оптимисты не сдаются.
— Тело остывает, — мрачно буркнул он и сокрушенно покачал головой: не стоило пугать женщин. — Глупая шутка. В общем, кое-что нашли, и надо…
— Мы будем тебя ждать, — вставила Кэссиди.
— Вы не будете, — вежливо, но твердо возразил Кайл. — Если повезет, она дождется. — Он сжал мою руку еще разок напоследок и двинулся прочь.
Хотела бы я проявить хоть каплю сдержанности и самоуважения, но меня как магнитом потянуло вслед за ним — честное слово, я не по своей воле шла за ним до самой двери.
У выхода Кайл остановился, но не поцеловал меня и не подмигнул, а широко ухмыльнулся:
— Учти: наши медэксперты свое дело знают.
— Но и они не боги, — ухмыльнулась я в ответ. Обмен заговорщическими ухмылками оказался ничуть не хуже французского поцелуя, так что я была в полном восторге и возвратилась на свой диванчик в уверенности, что у нас с Кайлом все продолжается, а старые неурядицы остались позади. Не успела я сесть, как Кэссиди пребольно толкнула меня в плечо:
— Ты ему все рассказала?
— Трисия советовала больше не врать, — проворчала я, потирая ушибленную руку.
— Но не в первую же минуту все вываливать, — простонала Трисия, предусмотрительно отодвигаясь подальше от кулачка Кэссиди.
— Все хорошо. Все будет просто прекрасно, — заявила я и в тот момент искренне верила, что так и будет.
Кэссиди покачала головой:
— Насколько я понимаю, Кайл не принял интересную теорию Оливии?
— Ага.
— Насколько я понимаю, тебе эта теория кажется теперь еще более заманчивой?
— Нет, — возразила я, и снова совершенно искренне. Трисия и Кэссиди подхватили друг друга под ручку — не иначе, отрепетировали сцену, пока находились в дамской комнате, — и изобразили ожидание.
— Мне поручили работу, и я собираюсь ее сделать, — продолжала я. — И я не собираюсь ничего скрывать ни от вас с Кайлом, ни от своего Издателя. — Взметнув руку в скаутском салюте, я торжественно закончила свою речь: — Я буду вести себя, как подобает примерной девочке!
— Ты так и светишься, точно наживка для акул, — скривила губы Кэссиди. — Кто с тобой ужинает, сильно рискует. Даже стоять с тобой рядом и то небезопасно.
Трисия отцепилась от Кэссиди и обеими руками ласково взяла меня за руки:
— Уверена, ты справишься. В твоей жизни наступит гармония. И я всегда рядом, если тебе понадобится помощь.
— Можно подумать, я ее бросаю, — фыркнула Кэссиди. — Я только напоминаю, что быть с ней рядом — небезопасно. За это мы ее и любим, и не только за это.
— И я вас, — откликнулась я. — А теперь допивайте шампанское и пошли поужинаем.
Мы пошли в «Хартбит» и порадовали себя отличной едой, выдержанным вином и дружеским разговором — на все интересные темы, за одним исключением: Кайл. Стоило Кэссиди задать неосторожный вопрос, и я тут же невинно полюбопытствовала, как развиваются ее отношения с Аароном. Кэссиди отступила с непривычной для нее робостью. Трисия охотно заняла ее место, и мы дружно принялись составлять план охоты: довольно Трисии куковать одной. Поскольку наши планы Трисия отвергла, от любовных приключений мы перешли к политике и культуре. Тут проблемы оказались не менее сложными, и мы засиделись допоздна. Вполне удовлетворенные физически и эмоционально, мы сели, наконец, каждая в свой автомобиль и разъехались по домам.
Пока я ехала, кофеин из поглощенного мной ирландского кофе благополучно перебил спиртное, так что уснуть я не могла. О, конечно же не потому, что уже перевалило за полночь, а от Кайла ни слуху ни духу. Не стоило обольщаться надеждой, будто мы сможем как ни в чем не бывало вернуться к прежним отношениям, забыв и об обидах, и о проведенных врозь месяцах, и о подкарауливающих нас заботах.
Направив лишнюю энергию в мирное русло, я нацепила рубашку «Вашингтон Редскинз», в которой обычно сплю, уселась за ноутбук и полезла в интернет: неплохо бы перед встречей с Оливией освежить мои знания о Расселе Эллиоте, Мике Кроули и «Внезапных переменах». Чуть не забыла еще один элемент — для атмосферы. На полке с дисками нашлось «Кино в половине двенадцатого» — третий альбом группы, тот самый, что мы в колледже крутили на всех вечеринках первокурсников.
Сколько лет я не слушала его, но едва раздались первые такты — «Я за тебя пойду на фронт», — воспоминания всплыли с поспешностью ныряльщиков, которым не хватило кислорода, и в нос ударили запахи пота и дыма — куча народу набилась в квартирку возле кампуса, — и во рту вновь отдавало кислятиной дешевое винцо, и басы прокатились волной по моему позвоночнику, а я, вжавшись спиной в стену, что-то орала в самое ухо Тому Доналдсону — жалкая попытка интимного разговора среди всеобщего гвалта. Образы и чувства прошлого ударили в меня с такой прямо-таки физической силой, что я рухнула на диванчик, пережидая, пока закончится песня и с ней уйдет омывавшая меня волнами ностальгия. Если Пруст накатал семь романов, вдохновившись печеньем к чаю, представляете, что бы он мог извлечь из лучшего альбома своей любимой группы и из пары стаканчиков ирландского кофе?
Под вторую песню мне все-таки удалось добраться до компьютера. На всех фан-сайтах красовалась фотография Мики Кроули из «Роллинг стоунз» — за пару месяцев до смерти он давал журналу интервью, мол, группа ищет новые пути. Мика, голый по пояс, блестящий от пота, длинные волосы облепили лицо и шею, стоит на сцене в «Мидоуленд», одной рукой сжимает микрофон, другую поднял, то ли приветствуя публику, то ли прося успокоиться. А выражение его лица — он казался счастливым и слегка озадаченным, как будто не понимал, за что ему все это. Он был «открытым и уязвимым», прямо по рекомендации Кэссиди, фаны так и набросились на эту фотографию. Она была повсюду: и на сайтах, и на обложке альбома с лучшими хитами, выпущенного уже после смерти Мики.
Найти фотографии Рассела оказалось не так просто, его ведь профессия не обязывала быть в центре внимания. В каждом интервью он твердил, что ему нравится его закулисная роль, что у него нет ни музыкальных талантов, ни честолюбия, и он хочет одного: предоставить Мике возможность реализовать его творческий потенциал. В той же статье из «Роллинг стоунз» я обнаружила фотографию, где Рассел, изящный, в хорошем костюме, стоит позади готовящейся к выступлению группы и что-то шепчет Мике на ухо — оба улыбаются, Детишки, подслушавшие взрослый неприличный анекдот. Грэй Бенедек, игравший на синтезаторе, в этот момент проходит мимо них и ухмыляется знающей ухмылкой подростка — он уже сто раз слыхал эту шутку, надо же, мелкота находит ее забавной. Остальных членов группы почти и не разглядишь, их лица остались в тени.
