— И чем же, — услышал он холодный голос матери, — мы обязаны твоему возвращению?
Серые глаза Стэнли недобро сверкнули.
— Ну как же, мама, неужели ты забыла? Послезавтра мой день рождения. Двадцать восемь.
— Да, правда.
Миссис Гилбрайт прищурилась и внимательно посмотрела на него.
— Вот я и прибыл, как и положено почтительному, послушному сыну. Давай пройдем в гостиную. Думаю, нам есть что отметить. — Он снова повернулся к Маргарет. — Марго, надеюсь, ты присоединишься? — Черты ее лица разгладились и осветились самодовольной улыбкой. Стэнли мягко улыбнулся в ответ.
— Вот и отлично, дорогая.
— Итак, — сказала Кларисса, усевшись в глубокое кресло перед камином, — могу ли я расценивать это как знак того, что ты наконец-то изволил прийти в себя? — Голос ее был резким, пронзительным, но взгляд, устремленный на сына, еще пронзительнее.
— Неужели ты сомневалась, мама? — бесстрастно ответил тот.
Кларисса в ответ издала горлом звук, средний между всхлипом и рычанием.
— Я прекрасно знаю, насколько ты своевольный и упрямый человек, Стэнли.
— Ну-ну, — успокаивающе сказал он, — я решил, что пора взяться за ум и стать образцовым сыном… Но сначала, мама, мне хотелось бы уточнить, не забыла ли ты о своем обещании передать мне контрольный пакет и пост президента компании, если я женюсь к своему двадцать восьмому дню рождения, а? Оно в силе? — Тон его был деловым и оживленным.
— Ты прекрасно знаешь, что в силе, — ответила Кларисса Гилбрайт. — Я поставила только одно условие и, безусловно, сдержу слово, если ты выполнишь его. Твой отец всегда безоговорочно доверял моим мнениям и суждениям. Он согласился бы со мной, уверена.
— Отлично! В таком случае, мама, можешь пожелать мне счастья и позаботиться о подписании, всех необходимых бумаг.
Миссис Гилбрайт замерла и сжала руками подлокотники кресла, лишившись на мгновение дара речи. Чего нельзя было сказать о Маргарет.
— О, Стэн, какой ты нехороший, — проворковала она. — Сделать мне предложение в такой странной форме. — Она хихикнула. — Но не волнуйся, я придумаю тебе достойное наказание за такое отсутствие галантности. — Марго повернулась к будущей свекрови. — Скажите мне, Кларисса, как я должна проучить нашего милого грубияна, который лишил меня удовольствия побыть объектом ухаживания? — И снова засмеялась, уже кокетливо, и взглянула на своего будущего супруга.
На его лице появилось очень странное выражение, словно он с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Стэнли поднял руку и произнес:
— Что ж, думаю, теперь самое время выпить шампанского.
Тут же появился By Линь, неся на серебряном подносе серебряное ведерко с бутылкой замороженной «Вдовы Клико» и бокалами. Он поставил поднос на стол между ними, выслушал тихое приказание Стэнли, поклонился и неслышно вышел из гостиной. А молодой человек посвятил безраздельное внимание откупориванию шампанского.
Марго раздраженно цокнула языком.
— By Линь стареет. Принес лишний бокал. Думаю, пришло время отправить его на покой.
Раздался легкий хлопок, звук льющейся жидкости, и Стэнли протянул ей полный бокал.
— Когда станешь хозяйкой в доме, сможешь сама сказать ему об этом.
Губы Маргарет чуть заметно скривились в самодовольной улыбке. Стэнли внимательно наблюдал за ней с непроницаемым выражением лица.
Кларисса взяла свой бокал и подняла его.
— Предлагаю тост. — Она явно была счастлива, что сумела наконец-то уломать строптивого старшего сына, и не пыталась этого скрыть. — За будущую миссис Гилбрайт!
Стэнли тоже поднял свой бокал.
— Как это мило с твоей стороны, мама, — пробормотал он. В этот момент раздался какой-то звук, и он повернул голову к двери — И как своевременно!
На пороге стояла Орланда. За ее спиной маячил By Линь. Стэнли испытал ни с чем не сравнимое удовлетворение. Девица являла собой именно то зрелище, на которое он и рассчитывал. И мать, и ее драгоценная Марго глядели на нее во все глаза, а она стояла перед ними — одетая в кошмарное платье, с волосами, стянутыми на затылке в пучок, и — что самое замечательное — с ребенком, сидящим на ее правом бедре.
Стэнли подошел к ней и взял за руку. Потянул вперед, продемонстрировав всем золотое обручальное кольцо на ее пальце.
— Позвольте мне, — произнес он голосом сладким, как восточный шербет, — представить вам мою жену, миссис Гилбрайт.
ГЛАВА 3
Минуту стояла гробовая тишина. А потом разразился скандал. Громче всех звучал голос пожилой леди. Она так кричала, что Орланда, перепугавшись, не могла понять ни слова. Но тон говорил сам за себя.
Миссис Гилбрайт — ибо молодая женщина сразу поняла, что это не кто иная, как мать Стэнли, сыпала быстрыми возмущенными словами: «невероятно», «позор», «оскорбление», «чудовищно». Маленький дворецкий выглядел так, словно его ударили кирпичом по голове. А женщина с ярко накрашенными губами, сидящая за столом, похоже, просто отказывалась верить своим ушам.
А потом, к ужасу Орланды и скрытому восторгу Стэнли, раздался рев Камиллы.
Орланда вырвала руку, у сжимавшего ее запястье Стэнли, и прижала к себе плачущую девочку, отвернувшись от членов явно ненормальной семейки. Что тут происходит?
В этот момент звучный голос ее мужа перебил визгливый голос его матери. Он был таким же гневным, как и у миссис Гилбрайт. Орланда в отчаянии попыталась ретироваться, удрать из гостиной, успокоить малышку Камиллу, но это оказалось невозможным. Девочка не замолкала, а ее саму внезапно схватили за рукав. И тут же Орланда оказалась окутанной тяжелым облаком сладких дорогих духов. Она оглянулась — младшая из двух женщин смотрела ей в лицо, зло сощурив глаза.
— Кто вы такая? — прошипела та. — Что за игру затеяли? И почему прикидываетесь женой Стэнли?
Она схватила ее за руку, попыталась нащупать золотое обручальное кольцо, словно хотела проверить, настоящее ли оно. Но Орланда вырвалась и повернулась так, чтобы защитить своим телом от разъяренной фурии плачущую Камиллу.
Затем кинулась к открытой двери, споткнулась, крепче прижала к себе дочь и выскочила наконец в просторный холл с мраморной лестницей. Скорее, скорее оказаться в тишине отведенной ей спальни! И только захлопнув за собой массивную дверь, она позволила себе перевести дыхание.
Первой и неотложной ее заботой была Камилла, которая рыдала почти истерически. Но постепенно тихие, нежные материнские слова, ее поглаживающие, мягкие руки оказали желанное действие, и девочка затихла, сунула большой палец в рот и успокоилась.
Орланда же по-прежнему ощущала глубочайшее потрясение. Крики в гостиной слились в общий гул, мешая понять отдельные слова, но бешенство и неистовство всех участников отвратительной сцены нельзя было спутать ни с чем.
