Сколько раз он это слышал? Доктора, детские психологи, священники, знакомые — все считали, что должны сказать что-то, когда узнавали о смерти Ким. Алекс вздохнул. Если бы он пореже уезжал из дома в Миннесоте, диагноз Ким мог бы быть поставлен раньше. Может, это повлияло бы на ее выздоровление. Но его не было рядом с ней, а сейчас угрызения совести уже ничего не изменят.
— Алекс? — Шеннон протягивала ему стакан. Он не знал, как долго она стояла вот так, не замеченная им, но ее взгляд был немного хмурый.
— Спасибо. Я очень благодарен за то, что ты забрала Джереми.
Она пожала одним плечом.
— Я же говорила, что буду рада помочь.
Шеннон удивляла его. Он знал, что большинство людей не предлагают помощь просто от доброты душевной. И женщина, подобная Шеннон, за которой наверняка сочтет за честь ухаживать каждый состоятельный холостяк штата Вашингтон, вряд ли желала заполучить вдовца с нервным маленьким сыном, не выпускающим из рук своего игрушечного кролика.
Алекс прочистил горло. Если все время пытаться понять Шеннон и ее мотивы, у него поедет крыша. Она слишком сложная женщина. Он сделал один глоток, а затем поставил стакан на полированный деревянный поднос. Будет лучше, если он принесет извинения, возьмет сына и уйдет как можно скорее.
— Так ты думаешь, Джереми пытался привлечь к себе внимание, притворившись больным? — спросила она тихо.
— Да. — Алекс снова взял стакан с колой. — По крайней мере, я так делал в детстве. Но если он на самом деле болен… я сойду с ума. Я не могу потерять его.
— Ты его не потеряешь, — успокаивала Шеннон Алекса. — Дети часто болеют. — Часом раньше она позвонила своей маме и проконсультировалась по этому поводу. — И они придумывают всякие истории, чтобы привлечь к себе внимание. Это так естественно для них.
— Ты знаешь это по опыту?
— Конечно. — Она улыбнулась. — Моя сестра притворялась умирающей девой с мастерством, достойным «Оскара». К счастью, мама не столь доверчива, как вся остальная семья.
— А как же ты — никаких притворств, достойных награды?
— Нет. Я была примерным ребенком.
Он фыркнул, коротко взглянув в сторону рождественской елки, где лежал все еще крепко спящий Джереми.
— Не верю. Наверняка ты одарила свою мать преждевременной сединой и вдобавок язвой.
— Видишь ли, после того как мой отец… когда мы потеряли его, я замкнулась. Мы все отреагировали по-своему, но я решила никому не причинять беспокойства.
— Шеннон, пожалуйста… Ты не обязана рассказывать об этом.
— Мне все равно. — Она сухо усмехнулась. — Вообще-то, мне не все равно, но это ничего. Папа работал в лесозаготовительной компании и погиб во время несчастного случая. После этого я никогда никому не показывала, что я чувствую. Уж лучше буду болтать что-нибудь умное, или задиристое, или шутливое, но никто не увидит моих слез…
— Это означает, что ты была очень одинока.
Вздрогнув, Шеннон внимательно посмотрела на Алекса. Он все понял. В доме, где жили ее мать, сестры и братья, она действительно была одинока.
— Все не так плохо, — продолжала сопротивляться она. — Я прошла через это и не превратилась в монстра, ведь так?
— Согласен.
— Я уверена, что с Джереми будет то же самое.
Алекс взболтал колу в стакане. Слова Шеннон значили многое. Она пережила то, что сейчас переживает Джереми…
— Итак, ты считаешь, что мне не стоит беспокоиться?
Она улыбнулась.
— Разумеется, ты будешь беспокоиться. Ты же любящий папа.
Ему понравилось, как она сказала это. Не отец или родитель, а любящий папа. Любой мужчина может произвести ребенка, но не все потом становятся любящими папами. Его отец служил этому великолепным примером — у него было столько личных проблем, что он не утруждал себя заботами о собственных детях.
— Но я не специалист в этом деле, — добавила тихо Шеннон, — поэтому позвонила маме. В конце концов, она вырастила девятерых.
— А она может подсказать, как помочь беременной шестнадцатилетней студентке? — неожиданно спросил он, вспоминая глаза этой девушки, наполненные страхом.
— Шестнадцатилетней?
— Да. Вот почему я просил тебя забрать Джереми. Один футболист соблазнил ее ради забавы. Она рассказала мне после занятий. Плакала… Я не мог уйти, ничего не сделав.
— Я бы его убила! — Глаза Шеннон яростно сверкнули.
— Придется занять очередь.
— Я не шучу, Алекс. Как его зовут?
— Я тоже не шучу, но она не захотела назвать его имя. — Алекс, очарованный, смотрел на ее разгоряченное лицо. Он среагировал на эту ситуацию как мыслящий человек — спокойно и рассудительно, хотя и был возмущен. Реакция же Шеннон шла из глубины сердца.
Он поднялся.
— Ты очень мне помогла, но если Джереми действительно заболевает, лучше заберу его домой.
Ее брови резко дернулись вверх.
— А как насчет этой студентки?
— Сейчас с ней работают консультанты в медицинском кабинете. Конечно, мне не следовало все это рассказывать, но я хотел, чтобы ты знала: я обратился к тебе за помощью по веской причине, — добавил он быстро.
Это была ложь.
Он рассказал ей потому, что ему было необходимо поговорить об этом с кем-нибудь. Алекс наклонился к сыну.
— Пора идти, — прошептал он.
Джереми еще сильнее прижался к подушке, и Алекс взял его на руки.
— Нет, папочка, — раздался сонный шепот. — Хочу остаться с Шеннон.
Принимая во внимание волшебный игрушечный поезд и чудесную рождественскую елку, Алекс не удивился желанию Джереми, и все же нечто вроде обиды кольнуло его. Он пытался купить сыну другую елку, но тот лишь вздохнул и сказал, что она не похожа на ту, которая у Шеннон. Как ребенок смог полюбить кого-то за столь короткий срок? Это было выше его понимания.
Шеннон проводила их до дверей. Алекс обернулся, чтобы попрощаться, и уловил легкий аромат духов.
— Ммм… еще раз спасибо. За все, — тихо сказал Алекс.
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Не хочу няню, — заявил Джереми, упрямо выставив подбородок. Алекс вздохнул.
— Нам нужен кто-нибудь на несколько дней, пока ты не можешь ходить в детский сад.
— Я туда не пойду. Хочу к Шеннон!
Так-с.
— Ну пожа-а-алуйста, пап! Мистеру Попрыгунчику нравится Шеннон.
Невозможно устоять перед такой искренней просьбой.
— Ну хорошо, я поговорю с ней, — согласился он.
Стуча в дверь соседки, Алекс чувствовал себя так, как будто его затягивает в трясину. Он увидел ее, молодую, красивую и сверкающую, как золотая монетка, и сразу ощутил себя старым и уставшим.