Десять минут спустя изуродованная рука мальчика изобразила саму себя. Момент был очень важным, хотя его и не запомнили. Как начинающий писатель, который пишет о писателях, или певец, поющий о певцах, Клод осознал природу и источник своего таланта в этом неприятном, но неизбежном упражнении. Аббат понял, что может уходить, и, задав мадам Пейдж несколько вопросов о грибах, покинул дом. Клод проводил его до «Рыжего пса», где собирался утешиться вниманием толпы.
– Помни, Клод, мы увидимся в день собрания! – сказал аббат, перед тем как мальчик скрылся в дверях таверны.
В течение всей зимы, когда большую дорогу заваливало снегом, население Турне курсировало только в двух направлениях – к таверне «Рыжий пес», которая славилась на всю округу дурным вином, и от нее – домой. Помещение не проветривалось с тех самых пор, когда поднялась Бешеная Вдова, и воздух смердел от множества винных бутылок и немытых завсегдатаев.
Рука Клода привлекла всеобщее внимание. Он показывал обрубок всем желающим. Завсегдатаи жалели мальчика? Нет, не жалели. А разве Клода стоило жалеть? Нет, не стоило. Многие переживали, что больше не смогут стать свидетелями забавного зрелища, а некоторые удивлялись тому, что «король» изменился. Остальные с горечью вспоминали, как хирург приходил к ним.
– Ага, значится, хирург наложил свои руки на твои, н-да? – сказал Гастон, владелец таверны. – Знаешь ли, тебе еще повезло. Посмотри-ка, что он сделал со мной!
Он поднял больную ногу, чтобы показать большой шрам, оставшийся от удаленной костной мозоли. Демонстрация продолжилась. У пекаря Роша не было уха (раньше-то оно было, да только странной формы). Хирург укоротил Голэ ногу, вырезая безобидный фурункул. В каждом случае Стэмфли говорил, что долг – многие кальвинисты питали слабость к данному качеству – заставил его приехать из Женевы. Гастон знал об этом лучше всего:
– Он говорит, что делает важную работу. Ага, так и сказал. На самом деле он просто кромсает нас, отрезает по кусочку!
Тереза, женщина, что кухарничала в «Рыжем псе» и иногда делила с Гастоном постель, взяла большой нож с деревянной ручкой, повернулась к Клоду и, сказав: «Надо было тебе идти ко мне, мой мальчик!», отрезала толстый кусок хлеба. Это вызвало взрыв хохота.
– Мужики, за такое цареубийство надо отомстить! – Гастон имел в виду «королевскую» родинку. – Сделаем с ним то же самое, что он сделал с нами!
Впрочем, шуточки скоро иссякли. Один пастух рассказал, что его сын умер под ножом хирурга. Стэмфли должен был удалить ему камень из почки. Завсегдатаи опустили глаза в стол, рассматривая пивные кружки и стаканы. Клод снова почувствовал себя жалким и несчастным.
Тем не менее скоро он забыл о своем горе. Когда Клод почти выздоровел, слуга аббата, еле передвигающий ноги, принес мальчику подарок. Сестры завидовали Клоду еще до того, как он развязал веревку, а увидев, что внутри, просто позеленели от зависти. В коробке лежали две дести[8]кальки, особая бумага для рисования, тушь, графит голубого, коричневого, черного, желтого и зеленого цветов. Но особой ценностью обладала папка для рисунков, перевязанная двумя красными ленточками. В ней лежали карандаши и тетрадь. Мальчику, привыкшему рисовать на клочках грубой бумаги чернилами, изготовленными из каминной сажи, подарок показался сундуком с сокровищами.
К подарку прилагалась записка, написанная четким почерком: «Помни о Дюрере». Мадам Пейдж тоже внесла свою лепту, она сказала:
– Ты непременно отблагодаришь аббата, нарисовав специально для него что-нибудь милое. Может, изобразишь его поместье…
Далее последовали пословицы и поговорки.
4
Весна пришла так же неожиданно, как до этого приходила зима. Таяли снега, и вонь немытого тела выветривалась из домов Турне. Пот восемнадцатого века, густо покрывавший подмышки жителей, был смыт свежей водой, тоже восемнадцатого века. Волосы, поблекшие без всякого ухода, аккуратно расчесывались и укладывались набок. Вши, клещи, клопы изгонялись с поразительным усердием. Местом для омовений служила общественная баня, стоявшая на восточном берегу турнейской реки.
Дети, которые были еще слишком малы или больны, чтобы работать на полях, рассыпались по берегам потока. С высоты птичьего полета на них смотрели вернувшиеся из теплых краев жаворонки. Близлежащие пастбища предлагали бесчисленное множество развлечений. Коровьи лепешки могли гарантировать наиболее сообразительным детям долгие часы приятного времяпрепровождения. Дети не настолько сообразительные совершенствовали свои навыки бросания камней, заранее готовясь к ежегодным состязаниям по толканию валуна. В этих состязаниях участвовали почти все мужчины долины. Другие играли в салки, обрушиваясь друг на друга с невероятной силой. Сестры Пейдж сидели на корточках возле пруда. Фиделита показывала Евангелине, как можно исследовать желудочно-кишечный тракт лягушки при помощи соломинки. Исследование не принесло результатов, а потому старшая сестра приказала младшей медленно скормить лягушке червя. Потом они отыскали кошку и начали издеваться над ее пищеварительной системой.
Клод остался один, все еще переживая по поводу своей руки. Мальчик сел на ком влажной земли и полистал тетрадь, теперь закрепленную в папке. Все это напомнило ему о том, как однажды с отцом они гуляли по берегу реки. Мишель Пейдж запустил лодочку, посадив в нее единственного пассажира – сбитую с толку саламандру, найденную под камнем. Клод положил папку и перевернул несколько камней. Потом осмотрел заброшенную нору крота и наблюдал за тем, как копошатся, извиваясь, земляные черви. Закончив подземные изыскания, мальчик прогулялся до поместья аббата. Клод решил нарисовать то, о чем просила его мать, выполнив задание, которое до этого он постоянно откладывал. Он включил в рисунок и двух фермеров, пожилых братьев Голэ. Они все время спорили, правда, только на сельскохозяйственные темы. Клод вскоре перестал слушать их беседу о преимуществах конного пропашника. Он сжал губы, сосредоточился и начал изображать поместье аббата. Мускулы на его лице будто стянулись к носу – со лба вниз, ото рта вверх.
Даже знатоку истории архитектуры оказалось бы трудновато описать графский особняк. С 1497 года, если верить надписи, высеченной на замковом камне, поместье считалось наиболее величественным сооружением в долине. С самого начала строительства здание повело вправо, но последующие реконструкции, проводимые разными владельцами, сгладили этот недостаток. Помимо особняка, во владениях присутствовали различные постройки – коровник оригинального дизайна, поставленный явно не туда, куда надо, утиный пруд без уток, обсерватория. Большая голубятня балансировала на башенке, установленной позади здания. Клод сейчас рисовал именно эту башенку и ее покрытую черепицей конусообразную крышу.
Единственной правильно спроектированной частью поместья был сад, окаймленный многолетним чабрецом. Фруктовые деревья стояли примерно в тридцати футах друг от друга. При помощи больших ножниц для обрезания крон сад приводился в порядок.
