— Вот что я тебе скажу, — торжественно заявил он однажды миссис Браун, — хозяин наш, по-моему, немножко того. С чего он вдруг решил уйти на покой? Неразумно это. Если хочешь знать мое мнение, такое, видно, подошло у него время, что он места себе не может найти. Надо бы ему заняться чем-то, но только не садом — садом пусть занимаются те, кто в этом толк понимает. Смотри, как бы мы не услышали, что он в Гайд-парке выступать вздумал!
Миссис Ривз тоже тревожилась за мистера Ривза и считала, что надо что-то предпринять. Она не разделяла мнения Брауна, — да и вообще считала, что не следует обсуждать такие вещи, — но и она чувствовала, что не все в порядке. Так разве не обязана она, будучи терпеливой и самозабвенно преданной женой, помочь мужу всем, что в ее силах? Самой правильной и подходящей советчицей в этом деле она сочла Марсель, которой и решила поверить свои сомнения и планы.
— Меня так беспокоит твой папа, — решила она однажды утром прощупать почву.
— А что с ним? — безразличным тоном спросила Марсель.
— Он такой взвинченный и недовольный…
Марсель с псевдонаивным видом широко-широко раскрыла глаза, как она это делала перед зеркалом, стремясь придать лицу невинно-удивленно-интеллигентное выражение.
— Но у него же столько приятелей, — возразила она, — и ему теперь больше не надо работать…
— В том-то и дело. Видишь ли, детка, он годы и годы мечтал об этом, а теперь, когда мечта его сбылась, он положительно не знает, куда себя девать.
На этот раз Марсель искренне удивилась: да неужели мамочка не знает, что старики просто не умеют развлекаться?
— Ну, уж я-то тут ничем не могу помочь, — не слишком любезно заявила она.
— Я знаю, детка, что не можешь. Но ты могла бы помочь мне, а я тогда помогла бы ему. Видишь ли, у него слишком мало знакомых. Среди настоящих людей, конечно. Он обожает этих своих неотесанных дружков из Сити — ужасающих субъектов вроде Джо Саймонса… Я бы так хотела, чтобы папа с ним больше не встречался… А вот людей приличных, интересных он совсем не знает…
— Ну не могу же я ввести его в наш мир искусства, — вяло проронила Марсель. — Он там будет только глупо выглядеть.
— Я совсем не это, детка, имела в виду. Конечно, ему будет не по себе среди вашей молодежи. Конечно. Но что бы ты сказала, если б я уговорила леди Блейкбридж устроить в его честь коктейль у нее дома — блестящая идея, а? Я, конечно, оплатила бы все расходы, а она лишь принимала бы гостей как хозяйка. Тогда я могла бы попросить мистера Хоукснитча пригласить кое-кого из своих именитых и прославленных друзей и… и… Тебе не кажется, что это было бы просто чудесно познакомить папу с настоящими людьми?
— А почему бы и нет, — ответствовала Марсель, швыряя в огонь окурок. — Ну, мне пора. До свидания, дорогая…
Мистер Ривз не желал идти на коктейль. Он желал бы этого еще меньше, если б знал, что ему придется за все платить. А если бы привести здесь то, что он, несомненно, сказал бы, знай он, что эта сумма взыскана с него за приобщение к светским кругам, — могли бы возникнуть серьезные осложнения. Но он об этом так и не узнал: миссис Ривз тактично извлекла нужную сумму из денег на хозяйственные нужды.
Сумма эта пошла не в карман леди Блейкбридж, которая при всех своих недостатках была все-таки выше подобных вещей, а в карман мистера Хоукснитча. Энселм Хоукснитч, — известный своим друзьям как «Энси», — был современным вариантом героя новоаттической комедии, по непонятным причинам забытой ныне театром, — а именно: «Паразита». Он обладал всем необходимым, чтобы играть эту роль в жизни. Выходец из «хорошей» семьи, чье состояние на протяжении двух поколений непрерывно убывало, Энси окончил «настоящую» школу и «настоящий» университет и вращался среди «настоящих» людей. В школе он был известен как хлыщ. В университете его дважды бросали в фонтан; в комнату его не раз врывались тяжеловесы-весельчаки и переворачивали все вверх дном, а если кто-нибудь устраивал торжественный обед, Хоукснитчу неизменно выбивали все стекла. Лет ему было двадцать пять; он обладал двумя сотнями фунтов годового дохода и красивым профилем; божественно играл на банджо; дважды в неделю стригся и мыл голову у знаменитого coiffeur; элегантно одевался — в кредит; носил роскошные галстуки и, наконец, слыл авторитетом в вопросах искусства и светских развлечений. Образование и отсутствие титула не позволяли ему заняться светской хроникой, и он добывал себе на жизнь, сводя зараженных снобизмом буржуа со всякой светской мелюзгой — за небольшую мзду.
Не успели мистер и миссис Ривз вступить в гостиную леди Блейкбридж, как сей молодой джентльмен подскочил к ним и облобызался с миссис Ривз, что, по мнению мистера Ривза, было черт знает как фамильярно и оскорбительно.
— Дорогая! — жеманно воскликнул он. — Я в восторге! Как мило, что вы так рано пришли. Я приготовил вам такой сюрприз — герцогиня обещала приехать! — Последние слова были произнесены громко, чтобы все могли услышать. И тут же, не давая миссис Ривз времени произнести хоть слово, он добавил шепотом: — И пресса, дорогая, тоже здесь! Джейнет Фогерти из «Лижи и плюй», Джесси О'Доур из «Пуховочки» и Максуини из «Губки». Все мы станем такие знаменитые, правда?
— Какая прелесть! — смогла наконец вставить слово миссис Ривз. — Разрешите представить вам моего мужа?
Мистер Хоукснитч изящным жестом пожал руку мистера Ривза и с высоты своего величия так поглядел на него, точно смотрел в телескоп, повернутый не тем концом. Мистер Ривз не намерен был это терпеть, а потому, образно выражаясь, перевернул телескоп и, в свою очередь, свысока посмотрел на мистера Хоукснитча. Неприязнь, которую оба при этом мгновенно почувствовали, была равновеликой, как обе части уравнения.
Под каким-то предлогом мистер Хоукснитч увлек миссис Ривз в другой конец комнаты, и мистер Ривз смог наконец оглядеться. Он находился в большой, довольно темной гостиной, украшение которой, как он обнаружил, составляли три больших викторианских портрета и немного старинного серебра. В одном углу был сооружен временный бар, и официант в белой куртке усиленно тряс смеситель. В комнате собралось уже довольно много гостей, и все они весьма оживленно болтали друг с другом. Мистер Ривз определил, что в собранной тут коллекции представлены главным образом два вида фауны: пожилые дамы, с внушительным бюстом или без оного, — все, как одна, дорого одетые; и молодые люди, с гладко прилизанными волосами и голосом, поставленным в закрытой, привилегированной школе, — все в двубортных жилетах, с лицом, свидетельствующим о рано прерванном развитии. Среди них мелькали две или три молоденькие женщины и несколько, внешне вполне нормальных, взрослых мужчин. В дверях появлялись все новые и новые гости, и мистер Хоукснитч, видимо игравший здесь роль неофициального церемониймейстера, более или менее пылко — в зависимости от дохода и социального статуса — приветствовал вновь прибывших. Мистеру же Ривзу не давала покоя мысль о том, что вся эта молодежь и пожилые дамы хлещут вермут и джин на пустой желудок. Сам он с наслаждением выпил бы чашечку чайку…
