ОДИН
Желтовато-оранжевые занавеси спальной ярко пылали, пропуская в комнату мягкий свет восходящего апрельского солнца. В одной из двух односпальных хиловских кроватей покоилась в объятиях сна миссис Джейк Ривз, и, хотя тело ее было неподвижно, дух ее блуждал в неизведанных пучинах подсознательного. В другой, — словно футболист ночной команды, в красно-белой полосатой пижаме, — спал ее муж, связанный с нею узами законного брака, освященного в церкви св. Марии в году тысяча девятьсот десятом от Рождества Христова.
Мистер Джон Мейсон Ривз не был неподвижен. С уст его слетали легкие стоны, а руки и ноги конвульсивно подергивались, как у собаки, которая заснула возле камина и видит страшный сон. И, подобно спящей собаке, спящий мистер Ривз видел сон. Теперь, в пятьдесят лет, мистеру Ривзу редко снились прелестные особы женского пола, но этот сон составлял исключение. И особа женского пола была действительно прелестна. Возникла она в не очень связном сне мистера Ривза в тот момент, когда он ехал в двуколке по Солсбери.
По мнению этого персонажа из сна мистера Ривза, ему было почему-то крайне необходимо вступить в интимные отношения с загадочной незнакомкой, обладавшей поистине удивительным даром ускользать от него. Не расплатившись с возницей, мистер Ривз выскочил из двуколки и помчался за незнакомкой по бесконечным лестницам — вверх, вниз, потом вдруг непостижимым образом вспорхнул ввысь и низринулся вслед за нею в пучину моря. Очутившись же в море, он, как человек изобретательный, упорный и деловой, тотчас зафрахтовал для себя и своей красавицы океанский теплоход. Только вот — сумеет ли он ее поймать? А она с дьявольским коварством ускользала от него — то нырнет за дымовую трубу, то спрячется за шезлонг, то мелькнет на верхней палубе, то уже сидит в баре третьего класса, то пленительно улыбается ему из окна каюты эконома, а секундой позже уже раскачивается, обнаженная, на радиопроводах.
Чего ж тут удивительного, если мистер Ривз дергался и стонал?
Напрягши все силы, чтобы настичь красавицу, мистер Ривз дернулся в последний раз и очнулся. Широко раскрыл круглые, как у совы, глаза и, моргая, уставился на оранжевые занавеси. Где же?… Ах, это был, значит, сон. Слишком он приналег на foie grasи старое бургундское за прощальным обедом накануне. Мистер Ривз подвигал челюстями, пытаясь вызвать слюну, чтобы смочить язык, который, казалось, превратился в кусок ссохшегося каната.
«Спал с открытым ртом — скверная привычка».
Осторожно, чтобы не разбудить супругу, мистер Ривз перегнулся всем телом к ночному столику и выпил стакан воды.
«А, вот теперь другое дело. Что ни говори, а лучше воды ничего нет на свете. Все-таки голова немножко побаливает. Жаль, что друзья не умеют ограничивать свое гостеприимство. Но — сам виноват, сам виноват. Надо принять две таблетки аспирина».
Роясь в ящике ночного столика, мистер Ривз взглянул на часы — массивные золотые часы Викторианской эпохи, которые он свято хранил в память об отце. 7 часов 33 минуты. Мистер Ривз самодовольно улыбнулся. По причинам, неведомым науке, мистер Ривз невероятно гордился тем, что организм его до сих пор работал по твердо установленному графику и он всегда просыпался в семь тридцать. «Когда бы я ни лег, — хвастался он, — мне не нужно заводить будильник или просить, чтобы меня разбудили, всегда просыпаюсь ровно в семь тридцать, чудеса, да и только!» И тот, кому сообщалось об этом удивительном даре, — пусть даже не в первый раз, — неизменно соглашался, что это в самом деле чудеса. А ведь есть на свете мизантропы, которые сетуют на то, что люди нетерпимы друг к другу.
Проглотив, без особого удовольствия, таблетки аспирина и запив их большим глотком воды, мистер Ривз с легким вздохом поистине чувственного удовлетворения откинулся на подушки. Он еще немного понежился в теплой постели, а затем, чувствуя, что окончательно проснулся, тихонько закурил сигарету.
«Лихо вчера все прошло. От такого можно и нос задрать. Превосходный обед, хорошее вино — рекой лилось. Крачли, Саймонс — чертовски хорошую речь он произнес, — Фенвик, Харрисон, Мандслей — сквернослов, но чертовски хороший малый. Все они чертовски хорошие люди. Мне их будет не хватать. И они сказали, что им тоже будет меня не хватать. Да… тридцать лет! Пролетели как миг. Интересно, будет ли Джорджу в „Звезде“ не хватать меня? Ведь он подавал мне ленч… с девятнадцатого по тридцать седьмой — это значит восемнадцать лет. Я помню, когда он демобилизовался. Был в стрелковых частях. Имеет медаль за отличную службу. Но кому это сейчас интересно? Все мы стареем. „Давненько не видал мистера Ривза, сэр, надеюсь, ничего с ним не случилось, сэр?“ — „Да разве вы не знаете, Джордж, мистер Ривз ведь удалился на покой“. — „Удалился на покой? Слова мне об этом не сказал, сэр. Ох, и скрытный же человек, этот мистер Ривз, сэр, но золотой — немного таких найдется. Успеха ему и удачи… Да, слушаю, сэр: бифштекс с почкой и кружку крепкого пива“. Так и вижу его лицо. Так и вижу, как он сообщает новость хозяину. Все они любят посплетничать. А что ж тут плохого? Жизнь — штука однообразная. Интересно, что делает Джордж по воскресеньям…»
Немногие люди умеют мыслить последовательно, рационально и методично. Проделав весьма случайный путь от вчерашнего обеда до воскресных занятий официанта из закусочной, мысль мистера Ривза вернулась к отправной точке.
«Лихо вчера все прошло, ничего не скажешь. Одно плохо: голова трещит. Все может испортить. Нет, не допущу. Теперь весь остаток дней буду наслаждаться жизнью. С пятидесяти до семидесяти — скажем, двадцать лет. Умирать, конечно, неохота, но придется. Нелепо как-то все устроено: только научился уму-разуму — вылетай из коляски. Большинство-то ведь уже вылетело — теперь твой черед. Бедный старина Ривз. Скоро о тебе никто и не вспомнит. Вот многие и тянут лямку, пока не свалятся. Ни к чему это. А у меня впереди двадцать лет — живи в свое удовольствие. Ну-с, что же я сегодня буду делать?…»
Эта мысль породила в мистере Ривзе легкую панику. И вызвала реакцию — страшную пустоту в душе, подобную той, что, словно кромешная тьма, вдруг окутывает пылкого христианина-неофита и, говорят, является одной из самых хитрых уловок Сатаны. Перед мистером Ривзом разверзлась бездна сомнений, и он полетел в нее, подобно юной Виктории, которая, одержав победу над своим восхитительным Альбертом, вдруг засомневалась, стоит ли ей вообще выходить замуж. Кара эта постигает всякого, кто ставит перед собой строго определенную цель. Уже сколько лет мистер Ривз все свои чаяния связывал с уходом на покой. И вот это совершилось. Ну и что? Раньше ему казалось, что жизнь полна соблазнов, от которых, к сожалению, приходится отказываться, откладывая все до наступления золотой поры. Так что же он отложил? Стремясь вновь обрести поколебленное душевное равновесие, мистер Ривз поспешно набросал программу действий: уход за садом, радио; прогулки; игра в гольф; книги — множество книг (надо будет выбрать новый, неизвестный ему предмет); музыка; знакомство с новыми людьми (какими?); участие в современном движении (что это значит?); знакомство с жизнью (жизнью?), — вот именно: немного постранствовать — съездить во Францию, в Италию, в Швейцарию, потом обосноваться где-нибудь в деревне, — возможно, даже построить себе там домик…
