— Враги? — понятливо кивнув, отрок поднялся.
— Не сказать чтобы враги… Но и не друзья тоже.
Ратников теперь понял — кого именно настойчиво выискивал старший Узбек Николай Кумовкин. Осталось выяснить только — зачем?
— Можно к вам? — приятный на вид молодой человек, лет двадцати трех, Эдик Кумовкин, осторожно постучался в окно.
— Входи, входи, Эдик, — дождавшись, когда Маша уведет гостя в комнаты, Михаил гостеприимно распахнул дверь.
— Ехал мимо, вижу, у вас свет горит… Дай, думаю, загляну. Все у вас спокойно?
— Да, все спокойно… А что? — Ратников умело изобразил на лице недоумение.
— Да так… Воруют у нас.
— Знаю, брат твой рассказывал.
— Так вот, — младший Кумовкин, как видно, не намеревался тратить время на долгие разъяснения. — Я, кажется, этого вора видел. Вот только что… Молодой такой парень, босиком. Меня увидал — в лес сиганул, не догонишь. Так вы, если что…
— Понял. Позвоню тебе или братцу, мне ведь тоже ворюги тут без надобности, — Миша ухмыльнулся. — Может, чайку?
— Нет, спасибо, — решительно отказался Эдик. — Я ведь так просто заехал — предупредить, мало ли.
— Спасибо. Ежели что, уж будь уверен — звякнем! Тебе или участковому.
Узбек резко обернулся на пороге:
— Участковому лучше не надо. Мы бы сами разобрались — зачем во всякую мелочь милицию впутывать?
— Да незачем, и верно, — Михаил улыбнулся, запер за гостем дверь и, дождавшись, когда скроются вдали, за лесом, мерцающие снопы фар, пошел в дальнюю комнату:
— Ну, Олекса! Давай, рассказывай, что натворил да как и, главное, откуда тут взялся?
— Так, может, все ж сначала гостя накормим? — вступилась Марьюшка. — Эвон отощал-то! Кожа да кости.
— Конечно, накормим, — улыбнулся Ратников. — Да ты, мил человек, не переживай — мы с Машей — тоже новгородцы, свои…
Олекса снова заулыбался:
— Это я уж вижу. Господи, как славно-то! Вот ведь славно!
Олекса Рыбин родился в Новгороде Великом в тысяча двести двадцать восьмом году, если считать от Рождества Христова, или — от сотворения мира в шесть тысяч семьсот тридцать шестом. Родился изгоем, батюшка-лодочник жил в бобылях, да вскорости и вообще помер от великого, случившегося года через два после рождения Олексы голода и мора. Олекса помыкался-помыкался у приживалки тетки, да не вынеся издевательств и побоев гребенника Козьмы, лет в двенадцать от него сбег, пристав поначалу к скоморохам — веселым людям, с которыми исходил и Владимирскую, и Полоцкую, и Псковскую земли, да был схвачен и поверстан в холопы одним прытким и жадным до чужого боярином… а уж от боярина он сбег к воинским людям, меч, рогатину и копье кому хочешь предлагавшим. Ну, за кровушку свою — не за бесплатно, вестимо.
— Понятно, — ухмыльнулся Ратников. — Ты, Олекса, значит, у нас — наемник, кнехт, если по-немецки.
— В кнехтах тоже побывать приходилось, — с аппетитом доедая рыбный пирог, коротко кивнул отрок. — У орденского лыцаря Иоганна.
— Не боишься мне про то сказывать?
— А чего мне бояться-то? — подросток усмехнулся. — Лыцарь Иоганн — человек не из последних, это вам всякий скажет, служить у него — за честь, а я волен хозяина себе выбирать… ну, как из холопства сбег… так ведь туда меня и поверстали облыжно.
— Откуда ж твой рыцарь? Из Мекленбурга? Из Померании? Швабец?
— Из Мекленбурга. Да, лыцарь Иоганн фон Оффенбах…
— Фон Оффенбах?! — обрадованно воскликнул Миша. — Так я ведь его знаю! Это поистине славный и достойнейший рыцарь, можно сказать — мой добрый друг.
Ну еще бы не друг! Знал Ратников очень хорошо и рыцаря Иоганна, и много кого еще, включая представителей знатнейших новгородских родов и даже самого князя Александра Ярославича Грозные Очи, впоследствии — лет через двести или того более — прозванного Невским.
А все началось в тот июньский день, года два назад, когда Михаил, вместе с другими членами клуба исторических реконструкций, воссоздавали в Усть-Ижоре знаменитую Невскую битву. Вот тогда-то, совершенно случайно, Миша и провалился в тринадцатый век и потом вынужден был долго и упорно оттуда выбираться, сообразив, что причиной подобного перемещения явился неприметный стеклянный браслетик, случайно найденный им у Ижоры-реки. Да, браслетик оказался ключом ко всему. Его активно использовали торговцы людьми из того, прошлого, времени — новгородская боярышня Ирина Мирошкинична и ее подельники — Кнут Карасевич, Кривой Ярил, да и современники, о которых Ратников, по сути, совсем ничего не знал.
Вот там-то, в далеком тысяча двести сороковом году, он и встретил Марьюшку, Машу — холопку, рабу… девушку, вначале ставшую его любовницей, а затем — женой и другом. Именно из-за Маши пришлось бросить Питер, перебраться сюда, в глушь… Впрочем, юная Мишина супруга мало-помалу привыкала — уже и джинсы носить не стеснялась, и на «Оке» ездить — Миша обучил, да не просто так, сама же Маша и попросила — хочу, мол, с повозкой без лошадей управляться. Сначала у Ратникова один «уазик» был, теперь для Марьюшки пришлось «Оку» прикупить.
Вот только с телевизором пока опасался Миша, как бы не вызвать у любимой женушки шок! Хотя с другой стороны — все она уже про «другой мир» понимала, в меру собственного менталитета, конечно, однако воспринимала все без страха, как данность. И это радовало.
Еще проблема была бы с милицией да с властями. Сам-то Ратников тут прописался, женушку же любимую, естественно, не прописал. Никто этим вопросом и не интересовался, а с участковым местным, Димычем, Миша приятельствовал, как, впрочем, и с главой волости. В крайнем случае можно было подключить и «тяжелую артиллерию» в виде питерского опера Ганзеева — «Веселого Ганса», но пока такой надобности не возникало. Конечно, нужно было бы выправить Марьюшке хотя бы паспорт…
Кроме Миши с Машей, о провалах в прошлое знали еще только двое, не считая работорговцев, конечно, — один парнишка, дачник, Максик Гордеев, и девчонка Лерка, но ее можно было не считать, она так и осталась в прошлом — любимой супругой славного нормандского рыцаря Анри де Сен-Клера. Сама не захотела возвращаться. Ну, да бог с ней, можно надеяться, все там хорошо, в конце концов, не в бесправных холопках осталась, как вот Маша была, а благородной дамой.
Так что один Макс и знал… Вот об этом-то пареньке Ратников сейчас, глядя на Олексу, и вспомнил.
Как раз прошлым летом Максим, гуляя в окрестностях Танаева озера — недалеко, километрах в пяти, в лесочке — случайно наткнулся на браслеты — их как раз там обронили. Потом один Михаил использовал, отправляя обратно в прошлое орденского каштеляна отца Германа… в обмен на кое-какие сведения.
Максим тогда о браслетах говорил, что маме один подарил, другой — Лерке, нынешней даме Элеоноре, а больше у него и не было… У него не было. А у других? Может, кто-нибудь тоже наткнулся? Почему нет?
