Более того, увидев, что жители маленькой, расположенной всовершенной глуши деревушки не знали других занятий, кроме разведения овец, яеще сильнее испугался их невежества, дикости и суеверия. Свою лепту вносили ирасположенные неподалеку развалины некогда величественного собора, торчавшие извысокой травы подобно костям левиафана, а также видневшиеся вдалеке, напротивоположной стороне глубокой долины, руины заброшенного замка с круглымибашнями и маленькими окнами-бойницами.
Как я смогу хоть чем-то оказаться здесь полезным, если рядомнет Юния, всегда готового прийти мне на помощь? Добравшись наконец до самойдеревни, я понял, что опоздал: ведьму сожгли несколько часов назад, и теперьвозле места казни стояли телеги, дабы увезти прочь ее останки и головешкикостра.
Одна телега за другой наполнялись золой, почерневшимиполеньями, костями и углями, а затем, провожаемая угрюмыми взглядами обитателейдеревушки процессия выехала за ее пределы и направилась в луга. Тогда-то я ивстретил Дебору Мэйфейр, дочь ведьмы.
Руки у нее были связаны, платье – порвано и запачкано.Устроители казни взяли девочку, чтобы она своими глазами увидела, как пепел еематери будет развеян по ветру.
Она стояла, не произнося ни звука. Расчесанные на прямойпробор черные волосы густыми локонами ниспадали на спину, голубые глазаоставались сухими.
Какая-то старуха, стоявшая возле меня и взиравшая напроисходящее, сказала:
– Девчонка не пролила ни слезинки – явный ведьминпризнак.
Но мне-то было знакомо это пустое выражение детского лица,сонная походка и безразличие к происходящему, когда на ее глазах выгребалисодержимое телег и лошади копытами расшвыривали по земле золу и пепел. Примернов таком же состоянии я бродил по улицам Амстердама, осиротев после смерти отца.Помню, как люди говорили что-то, обращаясь ко мне, но я не удостаивал ихответом и даже не поворачивал головы. Не было такой силы, которая могла бызаставить меня в то время выйти из ступора. Даже когда меня трясли и шлепали, ясохранял все то же чрезвычайное спокойствие и лишь слегка удивлялся, с чего этокому-то понадобилось совершать столь странные действия. Мне было гораздоинтереснее смотреть на косые лучи солнца, освещавшие стены, чем видеть свирепыелица или прислушиваться к рычанию, срывавшемуся с перекошенных злобой губ.
После сожжения матери высокую, статную, исполненнуюдостоинства двенадцатилетнюю девочку отхлестали плетьми. Взрослые насильноповернули ее голову так, чтобы она видела, как плеть со свистом опускается наее спину.
– Что с нею будет дальше? – спросил я у старухи.
– Девчонку надлежало бы сжечь, но они боятся, –ответила та. – Она слишком молода и зачата в веселье. Никто не отважитсяпричинить вред зачатому в веселье ребенку – ведь неизвестно, кем можетоказаться его отец.
Произнося последние слова, старуха бросила выразительныйвзгляд в сторону замка, прилепившегося к высоким и совершенно голым скалам,вздымавшимся по другую сторону зеленой долины.
Не тебе говорить, Стефан, что в период «охоты на ведьм»наряду со взрослыми погибло немало детей. Но в каждой деревне свои обычаи. А янаходился в Шотландии и понятия не имел ни что такое «зачатая в веселье», никто являлся хозяином замка, как не знал и того, был ли в словах старухи хотькакой-нибудь смысл.
Я молча наблюдал, как девочку посадили в телегу и повезлиобратно в деревню. Когда лошади побежали быстрее, ветер разметал ее черныеволосы. Бедняжка сидела, устремив взгляд вперед, и за всю дорогу ни разу неповернула головы. Когда грубо сделанные деревянные колеса затряслись по колеями ухабам проселочной дороги, один из сидевших рядом с девочкой негодяевпокрепче ухватил ее, не давая упасть с телеги.
– Эх, нужно было бы сжечь ее, и дело с концом, –заявила старуха, словно продолжая начатый со мною спор, в то время как я непроизнес за все это время ни слова. Плюнув в сторону, она перевела взгляд назамок и добавила: – Если герцог не пошевелится, чтобы их остановить, я такдумаю, они все-таки спалят девчонку.
Именно тогда я и принял решение сделать все возможное, чтобыпусть даже хитростью, но увезти ребенка.
Оставив старуху пешком возвращаться домой, я сел на телегу иотправился вслед за Деборой, которая за весь путь лишь однажды очнулась отсвоего оцепенения. В тот момент мы проезжали мимо древних камней неподалеку отдеревни – я имею в виду те массивные, образующие круг валуны, которые стоят такс незапамятных времен и о которых ты знаешь намного больше моего. На этотстранный хоровод девочка смотрела с нескрываемым любопытством, хотя причинастоль явного интереса осталась для меня загадкой.
Потом я на какое-то мгновение увидел одинокую человеческуюфигуру, стоявшую довольно далеко от дороги, в поле.
За спиной этого человека разворачивалась панорама долины.Незнакомец бросил ответный взгляд на девочку. Мне показалось, что по возрастуон был не старше меня: высокий, худощавый, с темными волосами. Однако я едвамог его видеть, ибо он стоял против света и потому казался прозрачным.Возможно, то был и не человек, а какой-то дух, подумалось мне.
Когда телега с девочкой проезжала мимо того места, мнепоказалось, что их взгляды встретились, но я могу утверждать с уверенностьюлишь то, что в течение какого-то мгновения видел некоего человека или нечто нанего похожее. Я упомянул об этом только потому, что девочка выгляделасовершенно отрешенной, и тот эпизод может иметь отношение к нашей истории.Сейчас я думаю, он действительно имеет к ней отношение, но об этом мы с тобойпоразмыслим позже. Итак, я продолжаю…
Приехав в деревню, я немедленно направился к священнику и кчленам комиссии, назначенной шотландским Тайным советом. Они не успели ещеразъехаться – все сидели за столом на постоялом дворе. Таков был обычай:устраивать сытный обед после казни ведьмы, зачастую за счет ее имущества.Хозяин постоялого двора тут же рассказал мне, что в хижине ведьмы обнаружилимного золота, которое пошло в уплату за проведение суда, пытки, на жалованьепалачу и судье, проводившему дознание. Золотом сожженной Сюзанны рассчиталисьза дрова и уголь для ее костра и, разумеется, за вывоз пепла.
– Отобедайте с нами, – предложил мне этот малый,окончив свои пояснения. – Ведьма платит. Там осталось еще достаточнозолота.
Я отказался. Слава Богу, ко мне не приставали с расспросами.Я тут же отправился к членам комиссии, заявил, что являюсь богословом ичеловеком богобоязненным, и спросил, не могу ли я забрать дочку ведьмы с собойв Швейцарию, чтобы отвезти ее к одному благочестивому швейцарскому священнику,который готов принять девочку, воспитать из нее настоящую христианку и сделатьтак, чтобы она навсегда забыла о матери.
