Витька, осторожно, чтоб не гремела отвесная железная лесенка, вскарабкался к квадратному люку на чердак. Запирающий его замочек он еще вечером вскрыл Егоровой отверткой. Сейчас он нахваливал себя за предусмотрительность, тем более что, честно говоря, не ждал от ЭТИХ подобной прыти… Черт, в натуре, не ждал…
Черт…
Чердак был затхл, низок, кромешно темен. Почти на ощупь, натыкаясь на трубы, пачкаясь в пыли и каких-то сальных натеках, Витька нашел слуховое окно… ручку…
Покатая жестяная крыша гулким аханьем отзывалась на неверные шаги. Маячил остов антенны. Холодный рассветный ветер налетал порывами. Зевота раздирала челюсти.
Было довольно светло. Сзади небо уже вовсю бледнело. Дальние жилые башни, тройка высоких труб в точечных огоньках силуэтами проступили на фоне розоватой его каймы под легкими штриховыми облаками. Но город стоял мертвый: лишь редкие окна желтели, да улицы передавали по цепочке фонарный свет, да спаренные фары проскальзывали быстро и одиноко под слабый обрывистый шорох. Отчаянно заорала припозднившаяся гопота.
Дом имел «Г»-образную форму. Витька доковылял до самого дальнего конца крыши, влез в окошко (присохшее, не сразу открывшееся) и долго, матерясь все более остервенело, искал люк в подъезд, тоже отпертый втихаря вчера вечером.
Порядком изгвазданный, он бегом спустился на первый этаж и в нерешительности остановился перед наружной дверью. Прислушивался, но ничего не слышал. Тусклая лампочка освещала мятые железные почтовые ящики, выцветшую рекламу домашнего Интернета на стене, криво процарапанное там же по штукатурке «Сурок гарбунок лысый педарас», грязный потоптанный газетный разворот у Витьки под ногами опять с какой-то сплошной рекламой. «18 % женщин после сорока страдают раком шейки матки…» Покупайте препарат против этой самой шейки… раковой… а также генитальных бородавок… Нет, встряхнулся он, к черту. Рвать отсюда.
Он поддел защелку и распахнул дверь. Ночной пустой двор. Внедорожник с включенными фарами у Егоркиного подъезда. Витька быстро пошел в другую сторону, к углу. Он почти уже свернул за него, когда сзади рявкнул автомобильный движок.
Витька рванул. Не на улицу, а вбок, в темень, к детской площадке.
Фары джипа широко махнули по двору. Витька вмазался плечом в стойку качелей, чудом не сверзился в песочницу, взлетел по трясущейся сетке забора и обрушился в крапиву по другую его сторону. Зассанная непроглядная щель между гаражами. Тылы какой-то котельной: в распахнутом окне, забранном толстой решеткой, — яркий люминесцентный свет, слышны гудение и рокот.
«…Зря я во все это полез. Может, я правда — того?..» — пискнул вдруг внутренний голосок — впервые за все это время. То есть не совсем впервые — впервые столь определенно…
Так, куда?..
Он подался в проход между котельной и соседней такой же одноэтажной постройкой с такими же зарешеченными, но темными окнами. Он был у самого его конца, когда впереди послышался мотор и полыхнули фары. Витька развернулся и рванул назад.
Свернул наугад, направо, за постройку, споткнулся в темноте о валяющуюся покрышку — ффак!.. — ободрал левое предплечье об асфальт. Поднялся, побежал… остановился, задыхаясь.
Тупик. Автомобильный остов. С одной стороны, за забором, строительный котлован, все голо, горят дежурные лампы. Напротив — глухие безоконные стены смыкаются углом. На одной из них, более высокой, метров пятнадцати (минимум) — пожарная лестница. Ни о чем не думая, просто не будучи в состоянии, Витька полез.
Ладони и подошвы скользили по ржавому жирному крошеву; плохо закрепленная лестница ходила ходуном. Колени бились о перекладины. Один раз он чуть не сорвался. За шумом собственного заполошного дыхания он все-таки слышал голоса внизу. Он не смотрел туда… не смотрел… не смотрел…
Ессссть…
Толевая обширная плоская крыша. Светлеющее небо. Несколько секунд он стоял на коленях, хлюпая выкипевшими легкими. Железный привкус во рту, ноют десны, слюна, как густые сопли.
Судя по гулкому судорожному полязгиванию, ЭТИ лезли следом. Витька огляделся, не в силах сдерживать панику, взбухающую над диафрагмой, как опара, как ноздреватая шапка убегающего молока. Поодаль из крыши торчала некая невысокая надстроечка, рубка. Он рванул к ней, завернул за угол. Дверь без ручки, покоробившаяся филенка. Кажется, открывается внутрь. Отскочив на пару шагов, он врезал в нее всем телом, не чувствуя боли. Еще раз…
Ни хера не видать… Единственное, чем он мог подсветить себе — экранчиком мобилы. По узенькой крутой грязной лестнице, спотыкаясь, Витька спустился на несколько пролетов; увидев на площадке приоткрытую дверь, сунулся в проем. Коридор, что ли?.. Эхо, шатающееся между голых стен; сырой, прелый цементный запах, мусор на полу.
Он свернул за какой-то угол, остановился. Ага, суки, идут…
Стараясь, по возможности, бесшумно перекатываться на подошвах, погасив экранчик, чтобы не выдавать себя светом, и оттого совсем вслепую он куда-то брел, налетая на стены, въезжая ногами в нераспознанную дрянь. Саднило и мокло стесанное предплечье. Сердце частило паровозным кривошипом на полном ходу.
ЭТИ тоже осторожничали: их шепчущие переговоры и вкрадчивые шаги вплетались в шорох крови в ушах; мутные сполохи фонариков в отдаленных проемах мешались с ползающими перед глазами цветными кляксами. В какой-то момент Витька застыл на месте: вдруг не найдут?.. — но тут же понял, что надеяться на это не стоит. Время и численность были на их стороне. Из брезжущих то за одним, то за другим поворотом окон тянуло белесой синевой, местами уже можно было разглядеть конфигурацию комнат, контуры геометрического хлама по углам.
Вдруг ударило: телефон! Как они еще не доперли просто набрать его номер и найти по трезвону?.. Он пляшущими пальцами, не видя, отколупал крышку, выцарапал сим-карту, отшвырнул.
Шаги и голоса зашаркали, забубнили вдруг совсем близко, на стену прыгнуло круглое, с дыркой посередке световое пятно, вынимая на миг из потемок распахнутый выпотрошенный электрощит. Витька, рефлекторно пригнувшись, посеменил в ту сторону, где угадывались утренние окна.
Наверное, ЭТИ его услышали: голоса за спиной сделались громче, заметались фонарики. Витька наддал, уже не хоронясь. Позади гаркнули, посыпался топот.
Он вылетел в длинный коридор, по правую сторону которого тянулись окна с частично выбитыми стеклами в двойных рамах, по левую — редкие двери. И дверь в конце. Он добежал, толкнулся — заперто. Открывалась она в его сторону — не выбьешь.
Витька выглянул в окно — прямо из-под него уходила стеклянная крыша перпендикулярной пристройки. Он бешено задергал ржавый шпингалет, затряс тугую облупленную раму. Сбоку его ослепил электрический луч. Со всхлипом, с надсадным кряхтеньем, сыпя мусором и содрогаясь, оконная створка подалась, впуская ветер.
Он сел на подоконник, перебросил наружу ноги. Позади вякнули, вроде предостерегающе. До стеклянной крыши было метра три. Двускатная, пологая, она состояла из продолговатых прямоугольников в сетке тонкой рамы — похоже на теплицу… Под нею было темно — что она закрывала, не разобрать. Но и отсюда было видно, какая она грязная и ветхая. Кажется, некоторые стеклянные пластины треснули. Витька понял, что ни за что туда не прыгнет.
