Отдельная песня – история военно-морских жетонов. Там так же, как в Первую мировую, продолжали набивать на жетоне имя, был свой набор материалов изготовления, своя размерность и особенные правила носки, потому что на море жетоны чаще терялись. Но поскольку эти жетоны на рынке редки – в украинских степях корабли не плавают, я не думаю, чтобы жетоны «кригсмарине» вас заинтересовали.
– Вы правы, «кригсмарине» меня не интересует, – сказал Караим.
– Ещё один отдельный стандарт, – сказал я и снова вгляделся в данный мне жетон, – это жетоны СС. Их обычно легко датировать, потому что до апреля сорок первого на них на всех заводская штамповка – «SS-Verfügungstruppe» или «SS-V.T»., обозначающая резервные войска СС, а с апреля сорок первого – «Waffen-SS», как на этом жетоне. Приблизительно с середины войны, когда жетонов уже не хватает, пропадает и эта надпись, остаётся просто «SS» в сокращённом названии части, стандартным шрифтом или в виде рун.
Всего за время своего существования вермахт, включая Ваффен-СС, выдал восемнадцать миллионов жетонов – каждому военнослужащему, немцу или легионеру и некоторым – дубликаты после утери. Чуть больше трёх миллионов жетонов были разломлены пополам, и нижние их половины были отправлены в ВАСт – справочное бюро вермахта по учёту потерь. Ещё чуть более миллиона остались на шеях пропавших без вести бойцов. Именно эти-то жетоны сегодня откапывают, затем продают на рынке вместе с оружием, ремнями, бляхами, наградами и, конечно, касками.
– И вы тоже продавали их?
Я помолчал секунду, попытавшись поймать взгляд Караима, но он смотрел куда-то в сторону.
– Нет, я ими не торговал. Они стоят недорого, долларов двадцать штука. Можно выручить больше, если продавать их ВАСт или каким-нибудь объединениям родственников погибших, но бизнес на этом не сделаешь. Кроме того, это некрасиво.
– Некрасиво?
– Снимая с шеи мёртвого солдата опознавательный жетон, ты превращаешь его в неизвестного бойца. Он будет считаться пропавшим без вести, и родственники никогда ничего не узнают о его судьбе.
– Так это вы прикладывали фотографии к мешкам с останками?
Я улыбнулся:
– Я не знаю, какой именно случай вы имеете в виду, но я действительно, если мне приходилось забирать жетоны, фотографировал их и оставлял фото с телами. Ломать жетоны через 60 лет после войны мне казалось варварством, к тому же целые больше ценятся, а оставлять тела неопознанными нельзя.
– Подумайте, – сказал Караим и посмотрел на меня очень серьёзно, – как быстро вы сможете найти вторую половину жетона, который вы держите в руках.
– Как быстро? Я бы ставил вопрос по-другому – возможно ли это в принципе? Вторая дивизия воевала на огромном пространстве от Испании до Волги. Хозяин этого жетона может лежать под любым кустом, в любой яме, под любым зданием, построенным на всём этом пространстве с 1945 года до наших дней. Если бы жетон был сломлен другим солдатом и донесение о смерти владельца было вовремя доставлено в ВАСт, то был бы призрачный шанс найти место гибели. Но что-то мне подсказывает, – я посмотрел на Караима, – что половина жетона, которую я держу в руках, никогда не попадала в ВАСт.
– Вы абсолютно правы, – кивнул Караим.
– Тогда я весьма компетентно могу вам заявить, что вторую половину жетона найти невозможно.
– Я, видимо, неверно сформулировал свой вопрос. Давайте так: если я не найму вас, существует ли другой человек, который с большей вероятностью, чем вы, сумеет найти вторую половину жетона?
– Хм… мне кажется, я уже ответил, что жетон найти невозможно.
– Скажем, я не стремлюсь сейчас найти жетон. Мне нужно найти человека, который сумеет определить местонахождение второй половины жетона с наибольшей вероятностью. Итак, кто, если не вы? Есть такой человек?
Я задумался.
Чёрт, речь всё-таки шла не о колоколах. Там я мог прикинуться веником, сослаться на авторитеты, насоветовать литейщиков или мастеров, отослать к книгам. Но здесь я был бессилен. Приходилось признать холодную правоту его слов: если он хочет получить максимальную вероятность, то лучше меня ему никого не найти.
– Слушайте, – начал я вместо ответа, – я давно уже этим не занимаюсь…
– А по моей информации, не так уж давно. Я понимаю, все мы время от времени хотим перемен. Я сам много раз менял сферу своих занятий и области интересов, можете мне поверить. Вы сейчас занимаетесь… кажется… колоколами? Что ж, ваше дело, ваше дело. Но теперь поставьте себя на моё место. Мне нужен кто-то, кто попытается сделать нечто и у кого есть наибольшие шансы на успех. Наибольшие шансы на успех у молодого человека, который стоит сейчас напротив меня. Поэтому я и предлагаю вам деньги за то, что вы просто попробуете сделать это нечто. Разумеется, в рамках, которые определите для себя сами и с соблюдением всех необходимых формальностей, законов и правил. Я хочу вас нанять.
Он замолчал, и я вздохнул. В глубине души я уже понял, что мне не отвертеться, что меня засасывает это дело, но всё же стоило сделать последнюю попытку:
– Честно говоря, я не улавливаю никакой связи между вашей погиб… хм… дочерью и этим жетоном.
– А вам и не нужно улавливать эту взаимосвязь. Внутри она слишком сложна. Снаружи она выглядит следующим образом: в тот момент, когда вы поймёте, где находится вторая половина жетона, вы сумеете найти мою дочь. Не важно, что вы сами об этом думаете, – я это знаю. Поэтому и предлагаю вам работу. Скажем, на следующих условиях: вы попробуете найти жетон, а вместе с ним и мою дочь и потратите на это две недели вашего времени. Не больше и не меньше, если вы, конечно, не найдёте их раньше. Я заплачу за эти две недели. – Он поставил коньячный бокал на столик, достал из внутреннего кармана пиджака чековую книжку и ручку и быстро, словно одним росчерком, написал сумму, затем вырвал чек и протянул его мне. Сумма была из тех, какие видишь на реальных финансовых документах раз в жизни, не больше.
Караим продолжил:
– Если вы за две недели ничего не находите, то мы считаем наш договор завершённым. Вы ничего мне не должны. Если же вы определяете местонахождение жетона, то немедленно звоните мне, и я плачу вам ещё столько же.
– А если я найду жетон, но так и не найду… хм… вашу дочь… Что тогда?
– Клёст, вы очень сообразительный молодой человек. Но поверьте мне – не пытайтесь сейчас понять, а просто поверьте на слово, – есть вещи, которые знаю и понимаю я и которых не знаете и не понимаете вы. Найдите вторую половину жетона. И вы получите вторую половину гонорара. Не найдёте – что ж, я буду знать, что сделал всё, что было в моих силах.
– Почему же только две недели? Я думаю, тут многих лет может оказаться недостаточно…
– Если вы не найдёте жетон за две недели, думаю, вы не найдёте его никогда. Тогда вы просто оставляете себе эти деньги и забываете обо мне навсегда. Не думаю, что после этого судьба ещё когда-либо сведёт нас вместе.
