голосов против 125.
Теперь большинство, поддерживавшее Пима, немного выросло по сравнению с прежними критическими цифрами. Но в палате по-прежнему оставалось много пустых кресел, и через несколько дней король отправил новую прокламацию, приказывая всем отсутствующим депутатам вернуться в Вестминстер ко второй неделе января. Очевидно, он рассчитывал получить большинство, как только его требование будет выполнено. Также было ясно, что он намерен, если сможет, отложить принятие критически важного решения, пока не обеспечит себе большинство. Следовательно, Пиму было жизненно необходимо ускорить решающее столкновение, чтобы оно произошло до середины января.
9 декабря три депутата-роялиста – Уилмот, Эшбернем и Поллард – были исключены из палаты за участие в армейских заговорах прошлым летом. На следующий день некто из сторонников Пима сообщил какие-то бессвязные слухи из Уайтхолла: «Один знакомый при дворе в прошлую субботу сказал, что вскоре в королевстве произойдут большие перемены; что теперь у короля есть более сильная партия в лондонском Сити и скоро состоится смена высших офицеров…» Наиболее несдержанные сторонники короля отличались такой болтливостью, что это сообщение вполне могло оказаться правдой. Не успела палата общин переварить его, как еще один активный сторонник Пима сэр Филип Степлтон объявил, что в Вестминстер-Холл без какого-либо приказа от палаты общин появились 200 алебардщиков. В ходе разбирательства выяснилось, что их прислал мировой судья Мидлсекса, который был уверен, что выполняет королевские указания по принятию мер предосторожности на случай возможного бунта. Он слышал, что десятитысячная толпа несет петицию против присутствия епископов в Вестминстере. Палата общин обвинила его в том, что он вмешивается не в свое дело, и отправила в Тауэр. Лондонская петиция была впоследствии представлена спокойной маленькой делегацией, что было со стороны организаторов хорошо просчитанным ходом, заставившим 200 алебардщиков и тех, кто их послал, выглядеть по меньшей мере глупо.
Король продолжал смело двигаться в сторону схватки, уверенный, что она покажет слабость его врагов. Для него Лондонская петиция с ее подписями, поставленными под давлением, не являлась истинным отражением взглядов его народа. Верные ему англиканцы, следуя тактике своих оппонентов, могли собирать подписи с таким же успехом, если не лучше. Петиции в защиту епископов уже поступили в парламент из Хантингтона и Сомерсета. Под последней стояло 15 тысяч подписей. Другие петиции готовились в Ноттингемшире, Чешире, Глостершире и Дорсете.
Оценив ситуацию, король приказал, чтобы общая молитва, которой уже пренебрегали, а во многих приходах и вовсе отказывались от нее, снова читалась по всей Англии без изъятий и изменений. Он считал, что неграмотные самоназначенные проповедники, наводнившие страну, к тому времени уже успели доказать его подданным опасность отсутствия религиозной лицензии. Нельзя сказать, что Карл был полностью не прав. Добропорядочных граждан возмущали попытки сапожников и изготовителей корзин указывать им дорогу в рай. Их раздражало, когда они взбирались на кафедру собора Святого Георгия и их не выгоняли оттуда. Людям, окончившим грамматическую школу, смешно было слышать, что латынь – это «язык Зверя», они устали выслушивать оскорбления уважаемых служителей церкви, которых называли «служителями Ваала». Экзальтированные личности, заявлявшие, что, согласно пророчеству Даниила, настало «последнее время» и скоро воцарится «правление святых» – имелось в виду их правление, – вызывали все меньше интереса. Непочтительный беспорядок во время службы и намеренная порча церковного убранства оскорбляли благонравных людей, которые начали сомневаться в предлагаемых реформах. Некоторые из тех, кто несколько месяцев назад пренебрежительно относился к общей молитве, как к чечевичной похлебке, теперь могли согласиться с англиканским богословом, который в своей проповеди стремился показать, что та самая презираемая чечевичная похлебка – это «хорошо приправленный хлеб насущный».
За пределами Лондона приказ короля восприняли спокойно и даже с облегчением. «Боже, благослови его величество. Теперь мы снова вернемся к нашей прежней религии», – сказали добрые люди в Дувре, а некоторые из них незадолго до этого собирались послушать каменотеса, разъясняющего Священное Писание. Даже лондонские подмастерья, всю неделю кричавшие «Нет епископам!», в воскресенье принялись травить сектантов. Они вломились в дом наиболее видного из них, торговца кожами Прейзгода Бербоуна, прервали его красноречивую проповедь и избили собравшихся. Затем напали на безумного фанатика, который в это время на свой лад вел службу в церкви Гроба Господня, и притащили его – при этом он продолжал проповедовать – к лорд-мэру.
Эти нападения ни в коем случае не означали ослабления антипапистских настроений, вспыхнувших в тех кварталах, где их меньше всего можно было ожидать. Французский посол, чьи услуги, оказываемые Пиму и его партии, зависели от поддержания определенного уровня доверия с двором, убедил палату общин воздержаться от протеста, когда король помиловал семерых священников, приговоренных к смерти. Однако другие приговоренные из Ньюгейтской тюрьмы взбунтовались. Они заперлись и отказались идти на казнь, если святые отцы не будут повешены вместе с ними, что вызвало горячее одобрение узнавшей об этом черни.
Ситуация так и не разрешилась к тому моменту, когда 14 декабря король торжественно прибыл в палату лордов, но не для того, чтобы – как все давно ждали – ответить на Ремонстрацию, а чтобы с некоторой резкостью просить положить конец ненужным дебатам и ускорить поставки в Ирландию. Карл сказал, что слышал о билле о милиции, предполагавшем урезание его прерогатив. Нужды Ирландии не могут больше ждать, продолжил король. Он подпишет билль, только если туда будет добавлено salvo jure[7] для защиты его собственных прав и прав его народа, а споры следует отложить до тех пор, пока не будут освобождены его подданные в Ирландии.
V
Король сказал чистую правду. Со всеми попутными ветрами в Вестминстер поступали призывы от Совета в Дублине, и с каждым разом указанная в них численность войск и количество денег, которые нужно было немедленно прислать, увеличивались. Последняя депеша гласила, что к восстанию примкнуло католическое население Английского Пейла и минимальный размер необходимой помощи составляет 2000 всадников, 20 тысяч пехотинцев и 200 тысяч фунтов деньгами и оружием.
До сих пор злополучное правительство в Дублине только терпело поражения. Войска в количестве 600 человек – в основном беженцев из Ольстера – были наспех вооружены и отправлены освободить Дрогеду. Но когда они карабкались по крутому склону и скользкому берегу маленькой речушки Нэнни у Джулианстауне, из тумана на них с леденящими душу криками налетели ирландцы. Солдаты, как один, кинулись бежать, побросав оружие, которое досталось врагу. В 10 милях от Дублина глава клана Бирнов, прежде служивший в испанской армии, организовал укрепленный лагерь, откуда совершал рейды по окружающей местности, угонял скот и сжигал дома англичан. Город Килкенни был беззащитен перед этими грабительскими ордами. Ирландцы увели весь скот графа Ормонда;
