в ведре с бензином, старым дедовским способом. И я его понимал, так как въевшееся в ткань машинное масло и прочую мазуту отстирать, выдаваемым солдату, хозяйственным мылом, отстирать было практически невозможно, а вот ведро бензина справлялось с грязью практически без приложения физических усилий.
Застегнув куртку комбинезона и не боясь более испачкать форму в масле или солидоле и матом согнав с брони вездесущих пацанов, которые успели набежать с прилагающих дворов за те мять минут, что я облачался в черную униформу, я, не закрывая люк, уселся на спинку водительского сиденья, так что голова в шлемофоне торчала наружу и видимость была несравненно лучше, и вновь двинул боевую машину в направлении Крымского моста. Неизвестных снайперов, которые, якобы заняв крыши государственных зданий, на протяжении всего времени, с маниакальной настойчивостью, расстреливали всех, без разбору, я не боялся. Думаю, что любая объективная проверка по поводу полученных огнестрельных ранений, установила бы, что большинство ранений получено в результате дружественного огня.
К мосту я прибыл вовремя. Впереди, перед въездом на мост, уже строилась тонкая цепочка милиционеров, судя по разномастному одеянию, согнанная из различных служб и отделов. Эта цепь состояла из трех или четырех рядов сотрудников, усиленную алюминиевыми щитами и бестолковыми штатными резиновыми палками, от которых, в свалке, не было никакого толку.
Сзади передовую цеп сотрудников подпирали еще, только людей там хватало только на то, чтобы в одну шеренгу перекрыть узкую проезжую часть моста, а на тротуаре, слева и справа от проезжей части стояла толпа зевак, оживающих начала развлечения — десять тысяч демонстрантов не останавливаясь, сминают милицейские кордоны.
Пользуясь передышкой, я поставил машину поперек дороги, приткнувшись к зданию Дипломатической академии, расстопорил башню и пулеметную установку, заправил в пулемет Калашникова металлическую черную ленту, после чего задрал стволы пулеметов к небу и занялся зарядкой крупнокалиберного пулемета.
Одинокий бронетранспортер, безусловно, привлек внимание начальника милицейского оцепления. Сначала мне махали руками, затем кто-то в сером отделился от группки начальственных людей без щитов, но с рациями, и неторопливо потрусил в мою сторону. Пока я раздумывал, чем шугануть, ненужного мне посланца, всем резко стало не до этого — вдалеке раздались крики, затем неясный шум, а потом, со стороны Октябрьской площади повалила, полностью заполнив всю ширину улицы Крымский вал, многотысячный поток людей.
Тонкие цепочки милиционеров подобрались, закрылись щитами, пытаясь изобразить несокрушимую римскую когорту. Идущие впереди основной массы демонстрантов, несколько десятков крепких молодых ребят выровняли шеренги и остановились в двух десятках метров от сил правопорядка, а вперед стали протискиваться современные поединщики — от милиции кто-то с мегафоном и большими звездами на погонах, а от демонстрантов — какой-то тип с, зажатой в руке, бумажкой, и громким голосом.
Посыльный за мной, не добежав метров пятьдесят, растерянно завертел головой, очевидно, что полученное для меня указание уже успело устареть, а я не стал ему помогать — задраил люк и полез на жесткое сиденье стрелка. Припав глазом к обрезиненному окуляру прицела, я завертел ручки горизонтальной и вертикальной наводки, совмещая черные риски на мутной оптике с металлическими фермами моста, после чего нажал кнопку электроспуска.
Короткая очередь из гигантского пулемета, ударившая по металлическим конструкциям моста заглушила все шумы огромного города, во все стороны полетели раскаленные обломки металла и выбитые ударами заклепки. Толпа на подходах к мосту замерла, а милицейские щитоносцы, оцепенев на пару секунд, при новых, одиночных выстрелах, бьющих в конструкции моста, как гигантская кувалда, благоразумно повалились на асфальт, пытаясь прикрыться своими щитами от разлетающихся осколков. Нет, мост мне нужен свободным от всех — я вновь завертел рукоятками наводки, опуская стволы пулеметов, после чего ударил по асфальту.
Пули, самого большого в мире, пулемета, били в дорожное покрытие, вырывая из него и подбрасывая в воздух огромные куски асфальта, неумолимо, приближаясь к распластавшимся на проезжей части моста людям, и в какой-то момент милиционеры на мосту не выдержали, бросая щиты, кинулись в сторону своих противников — замершей на Крымском валу толпе демонстрантов, а бьющий из обоих стволов бронетранспортер, медленно и неумолимо, двинулся вперед.
Несколько звонких ударов по броне означало, что в, столпившейся перед мостом, громадной, грозно колыхающейся толпе имеется какое-то оружие. Очевидно, по мне стреляли или боевики из числа сторонников Верховного Совета или, слившиеся с толпой демонстрантов, милиционеры. На всякий случай я опустил бронезаслонки и продвинул бронетранспортер вперед, ближе к мосту. Мне нужно было обязательно разогнать эту толпу, не дать ей организоваться или двинуться вперед. Уверен, там, в этой густой человеческой массе есть и те, кто два года назад, совсем недавно, участвовал в поджоге боевых машин пехоты, что были введены в Москву во время попытки установить власть ГКЧП.
Я вновь перелез на место стрелка и довернул стволы влево. Продолжать стрелять по асфальту я не мог, осколки дорожного покрытия или пули рикошетом могли долететь до скученной массы людей, убивая и калеча всех без разбору. Короткая очередь, вспышки рикошетов, затем еще одна, и сотни килограмм металла металлических стяжек, крепящих цепи, самого красивого, в Москве, подвесного моста и его пролетов, перерубленных пулями у самого верха, рухнули на мостовое покрытие. От удара мост вздрогнул, и толпа на противоположном берегу подалась назад, люди начали разбегаться, стараясь скрыться в парке имени Горького, в тоннеле на Крымском валу, а значит и мне пора «делать ноги».
Развернув машину, я вновь притерся к зданию Дипломатической академии, приоткрыл люк, огляделся…
Никого подозрительного поблизости видно не было. Перекресток с Остоженкой и Зубовский бульвар был пуст, думаю, что обе стороны в ближайшее время постараются держаться подальше от сумасшедшего броневика, стреляющего без разбору, и в своих и в чужих.
Выскользнув из водительского люка, я запер бронетранспортер на четырехгранник и, пригнувшись, бросился в сторону Хилкова переулка, где, избавился от черного комбинезона, выбросив его в первый же мусорный контейнер, а метров через сто избавился от перчаток, после чего, натянув фуражку, узкими улочками Хамовников, двинулся на Север, к дому НаркомФина, где меня дожидалась моя машина. Вновь превратившись в серого человека –невидимку, от которого, правда, немного попахивало бензином, я быстрым шагом, всего за сорок минут, дошел до высотки на Кудринской площади, еще совсем недавно, бывшей площадью Восстания, нашел свой автомобиль, который, к моему счастью, никто не обидел и не разобрал на запасные части.
С Наташей, в музее, мы случайно встретились в рыцарском зале.
— Ты что такой веселый? — вынырнувшая из какого-то прохода. Девушка схватила меня за руку: — Я думала, мне придется до самого закрытия тебя
