бутылки в соседнем городе на стекольном заводе. И Буратино отправился туда. Договориться о закупке бутылок оказалось делом несложным.
— Слушаю вас, — сказал управляющий стекольным заводиком, толстый и страдающий от весенней жары господин.
— Жара пришла неожиданно рано, — начал Пиноккио, — как вы считаете?
— Будь она неладна, а что вам нужно? — согласился толстяк.
— Бутылки, — ответил Буратино, — пол-литровые бутылки водочного стандарта.
— Я так и подумал, что вам не оконные стёкла нужны, — хмыкнул управляющий. — А сколько вам нужно?
— Тысячу в месяц.
— О, да у вас неплохо идут дела, сударь мой, — толстяк поглядел на Пиноккио маленькими хитрыми глазками. — А, позвольте полюбопытствовать, на кой дьявол вам столько бутылок?
— Мы разводим ацетон и растворитель для домохозяек, — не смутился Буратино.
— И разливаете его в водочные бутылки? Разумная, так сказать, экономия?
— Да.
— Вижу, дела идут у вас неплохо, ежели в месяц вам удаётся продать тысячу бутылок ацетона, — говорил толстяк.
О, это был хитрый, догадливый человек, он всё понимал, его было не провести. Буратино почувствовал это и продолжал врать в наглую:
— Наши клиенты — крупные судовладельцы, им постоянно нужен ацетон.
— И растворитель, разумеется, — добавил управляющий.
— И растворитель, — подтвердил Буратино.
— Это хорошо, что вы производите ацетон, — хитро щурился толстяк, — а то я уже подумывал, не сообщить ли мне в полицию. Знаете ведь, как бывает, приходит к тебе человек и говорит: «Сделайте мне водочные бутылки». Я ему их, к примеру, делаю, а потом появляется полиция, хватаем меня за воротник и спрашивает: «А почему ты, такой-сякой, участвуешь в безакцизном и безлицензионном производстве спиртного?». А я ни сном, ни духом. Вот оно как получается.
— Да-с, — посочувствовал Буратино, — неприятная ситуация.
— Так что вы уж с меня не взыщите, но документики я у вас потребую. Ерунду всякую, бухгалтерское обеспечение. Для порядка. Справочки складские, копию уставчика, разрешение на производство высокотоксичных химикатов, регистрационную налоговую карту, дубликатик, разумеется.
— Даже карту? — удивился Буратино, чувствуя, что дело не клеится.
— А как же, карту обязательно, — сказал толстяк. — А вдруг вы злостный неплательщик налогов и у вас на банковском счету одни инкассы, такое уже бывало.
— А сколько у вас стоит одна бутылочка? — спросил Пиноккио.
— Дело плёвое, — отвечал управляющий, вытираясь платком, — восемь бутылок — один сольдо. Насчёт цены не волнуйтесь, она у нас самая низкая во всём районе. Оборудование у нас новое, высокорентабельное. Так что мы в этой губернии лучшие.
— Это хорошо, — сказал Буратино. — Значит, мы почти договорились.
— Вот и прекрасно, давайте, что ли, договорчик заключим на всякий случай. Печать, надеюсь, у вас с собой?
— Печати у меня с собой нет, — признался Буратино. — Я, знаете ли, приехал просто контакты установить, мосты навести.
— Жаль. А то бы сегодня всё сделали. Что же вам сюда каждый день мотаться.
— Ничего, я энергичный. За хорошим делом я готов к вам сюда каждый день ездить. Кстати, я вам сейчас предложение сделаю, а вы на досуге поразмышляйте, — многозначительно произнёс Пиноккио. — Может, оно вам больше понравится, чем то, которое вы мне описали.
— Я весь — внимание, — сказал толстяк.
— Я буду покупать у вас бутылки по сольдо за пять штук.
— Ого!
— А вы мне обеспечите нормальное прохождение документации. Каково?
— Это в каком смысле нормальное? — уточнил толстяк, и его маленькие глазки стали ещё меньше.
— В прямом. Вы тут у меня кучу всяких бумаг запрашиваете…
— Так для отчётности, сударь мой, не для себя же я их спрашиваю. Лично мне ваши бумаги, как ослу перья.
— Понимаю. Тем не менее вдруг я их забуду, бумаги эти. Так вы мне что, и бутылок не дадите, что ли?
— А как насчёт оплаты? — хитро спросил управляющий.
— Оплату предлагаю вперёд наличными и не в кассу, а вам лично.
— Угу, — угукнул толстяк и на секунду задумался. — А не затруднит ли вас, сударь, в таком контексте, получать продукцию в конце дня?
— Не понял, что вы имеете в виду?
— Днём отгрузочный терминал перегружен, — пояснил управляющий, — а вот ночью свободен.
— Мы организация серьёзная, производство у нас круглосуточное, нам всё равно, когда забирать вашу продукцию.
— Ну что ж, — заулыбался управляющий, — тогда не вижу преград нашему сотрудничеству. А когда оплатите первую партию?
— Сейчас, — тоже улыбнулся Буратино. — Надеюсь, ничего страшного в том, что у меня нет печати для накладных?
— Какие пустяки, я всегда говорил, что люди должны доверять друг другу.
С этими словами управляющий положил перед Буратино чистый лист бумаги, на который Пиноккио, в свою очередь, выложил деньги. Таким образом, вопрос был в принципе снят. Теперь наш предприниматель мог спокойно увеличить объём производства.
Но теперь перед ним встал другой вопрос. Вопрос транспортировки. Просидев около часа над вычислениями, наш герой пришёл к печальному выводу: транспортировка стоила бешеных денег. И перед ним появилась дилемма: платить ли бешеные деньги за транспортировку или завести собственную лошадь с подводой. Конечно, собственная лошадь обходилась бы значительно дешевле, но лошади нужна была конюшня и конюх, не говоря уж про корма. Буратино тяжело вздыхал, осознавая каждый день, что бизнес — сложная штука. Вздыхал и строил новые постройки, покупал телеги, искал дешёвый овёс, нанимал конюха, и следил за производством. И помимо всего этого Пиноккио приходилось решать ещё кучу всяких мелких проблем, включая семейные.
Честно говоря, Буратино удивлялся своему отцу. Ещё бы, несмотря на немолодые годы, Карло оставался в блестящей физической форме. Он по- прежнему легко таскал тяжёлую шарманку, пил чуть ли не вёдрами горячительные напитки и два, а то и три раза в неделю умудрялся таскать из порта шлюх. И не только шлюх, но и вдов и даже незамужних девок, соблазняя их: кого украденной лентой, а кого и стаканом доброго рома. Пиноккио не выдержал проживания в одной комнате с таким любителем жизни и переселился на чердак, надеясь, что вскоре, когда производство будет налажено как следует, он съедет от отца.
Но, как известно, производство на ранней стадии требует постоянных новых капиталовложений. Поэтому Пиноккио терпел папашины песни и драки. А вот сладострастные стоны и любовную возню, что частенько доносились снизу до чердака, молодой организм воспринимал не без последствий. После таких ночей Буратино был зол и раздражителен. Он не высыпался, и поэтому не субсидировал своего папашу очередным утренним сольдо, к которому тот уже привык, как наркоман к морфию. Буратино, проворочавшись всю ночь, уходил на завод рано, пока папаша не проснулся и не начал требовать денег, стуча метлой в потолок и крича:
— Эй, чёртов дармоед-бездельник, ты что, не собираешься заботиться о своём отце, деревянная твоя башка. А ну-ка, быстренько слетай, купи мне
