воли… воли Вождя…
Это было сладко и больно — первое столкновение с властью. Тогда все вместе пытались они ловить озерную рыбу неуклюжей самодельной сетью, сплетенной недельными совместными усилиями. И был момент, когда Дэйвнэ понял, что он — истинно, то не было неправдой или самообманом! — когда Дэйвнэ понял, что если он не скажет мальчишкам, как заводить сеть, рыба мимо сети уйдет из заливчика, который они пытались перегородить. И тогда он сказал. И случилось что-то, и все подчинились его слову…
А потом он долго плакал в зарослях камышей, еще не понимая умом, но чувствуя: власть — это одиночество, это страшная магия, дарующая могущество, но взамен ставящая Властителя очень далеко от прочих людей…
…Кайрид нашел его в зарослях, когда солнце было уже на закате, и — быть может, заявила о себе мудрость, взрощенная в нем Школой Бардов, а может быть, это дала о себе знать природная чуткость его души, — Кайрид просто сел в болотную грязь рядом с Дэйвнэ, и обнял друга за плечи.
И Дэйвнэ — сильный, ловкий, знающий Дэйвнэ — не счел для себя унижением ткнуться носом в плечо друга и тихо-тихо сказать ему:
— О Кайрид, мне страшно. Не уходи от меня сегодня, иначе жуткой будет для меня эта ночь понимания…
4
Лейнстер, озеро Лох Ринки
середина лета года 1464 от падения Трои
Там же, на берегах Лох Ринки, впервые столкнулся Дэйвнэ с тем, о чем раньше лишь смутно подозревал по рассказам наставниц, а потом, на озере, — и по не всегда пристойным историям, поведанным деревенскими мальчишками.
Однажды убежал он от навязчивого общества подростков, признавших уже его своим полноправным вождем, и сидел, опершись спиной о ствол поваленного дерева, в рябиновой роще на высоком береговом холме. Вдруг где-то сзади, в лесу, чуть иначе, чем то положено естественным лесным порядком вещей, хрустнула ветка. Верный охотничьим привычкам, Дэйвнэ бесшумно скользнул за ствол, оставив себе возможность практически незаметно выглядывать сквозь сплетение полузасохших ветвей. И вот — колыхнулись ветви ближайших рябин, и Дэйвнэ… увидел девушку.
Было ли это новостью для него? Нет. Ему доводилось уже — пусть лишь издалека — видеть молодых женщин и девиц; он лишь смеялся, думая о том, что некогда были такими же — дурашливыми и смешливыми — Бовалл и Лиа Луахрэ. Было ли это для него потрясением? Да…
…Она чуть наклонилась, проходя под тяжелой древесной ветвью, и солнечный свет упал на ее ключицу, полускрытую воротом одежды. Дэйвнэ вспыхнул изнутри; ему тотчас захотелось зажмуриться — столь сильным было ощущение, но что- то гораздо более могучее заставило его смотреть, не отрываясь, широко раскрытыми глазами на это нежданное чудо. Завиток волос у виска, бархатно отсвечивающая кожа шеи, упругость обтянутой тонкой рубахой груди, руки, обнаженные от локтей… Дэйвнэ стиснул какой-то сук, не понимая, что с ним происходит; судорожно вздохнул…
Девушка замерла и резко — взметнулись золотистые волосы — обернулась в его сторону, услышав вздох, вырвавшийся из стесненной груди Дэйвнэ.
— Ты кто? — она отпрянула, ударившись спиной о ствол рябины.
Заливаясь краской и чувствуя себя страшным преступником, Дэйвнэ поднялся из-за упавшего дерева. Совсем пусто было в его голове, только мелькнула где-то на задворках сознания мысль: слава богам, что он не поленился надеть штаны, уходя с озера на холм, в лес…
— Я — Дэйвнэ, сын Кумала… — сказал он, и собственный голос показался ему вдруг неожиданно — по-мальчишечьи — тонким.
Тысячелетия прошли для Дэйвнэ, пока Грайнэ, дочка деревенского старосты, рассматривала стоящего пред ней мучительно краснеющего полуголого мальчишку с давно нестриженой светлой шевелюрой. А потом — когда закончилось это бесконечное для Дэйвнэ время ожидания — Грайнэ вдруг улыбнулась и сказала:
— А я тебя знаю. Ты — Финн, тебя так зовут наши мальчишки, потому что у тебя волосы светлые…
5
Лейнстер, западная дорога
вторая половина лета года 1464 от падения Трои
Было уже далеко за полдень, и тяжелые полотнища жары колыхались над вьющейся по полю дорогой. Трое бардов — седой задумчивый старик и двое молодых мужчин — спешили добраться до перелеска, под сень которого уходила дорога: манящая прохлада зеленой полутьмы была уже недалеко…
…Старик склонил голову, проходя мимо огромного дуба, привратником стоявшего у входа в лес, — он знал это дерево, и был дружен с ним, — с одним из патриархов Зеленого Острова. Подняв руку, он легонько коснулся растрескавшейся коры… и замер. Прямо перед ним шагнул на дорогу рослый могучий воин в синем плаще, с исковерканным давним ожогом лицом. Что-то насмешливо-недоброе было в глазах мужчины, и это что-то заставило старого барда оглянуться.
Другие воины неслышно появились на дороге позади них.
Старик медленно кивнул, словно признавая неизбежность и — быть может — даже правильность происходящего, глянул на своих спутников, в недоумении застывших на пыльной дороге, и снова повернулся к высокому воину.
— Приветствую тебя, сын Морны, — тихо произнес он, ничем не выдавая своих подозрений. — Что заставило твоих людей закрыть путь, которым я пришел? Не думаешь ли ты, что я, старый, побегу от встречи с тобой — пусть ты и самый — пока — страшный воин в пределах Эйре?
— Приветствие и тебе, старик, — Голл МакМорна был, казалось, задумчив. — Ты говоришь «пока»… Что ж, мы все смертны… ты тоже.
Седовласый бард чуть улыбнулся.
